Гюлистанский договор 12 (24) октября 1813 г - Владимир Александрович Иванов

Наряду с этим, Наполеон пытался втянуть Россию в проект по разделу Турции. Так, еще в 1802 г. он предложил российской стороне проект раздела Османской империи. Между тем, российская дипломатия сохраняла сугубую осторожность и не желала идти в фарватере наполеоновской политики. В инструкции Александра I российскому послу в Вене Разумовскому говорилось «Одно из основных начал моей политической системы всегда будет состоять в том, чтобы всеми средствами содействовать сохранению этого государства, которого бессилие и плохое внутреннее управление служит драгоценным ручательством безопасности»[244]. Между тем, Наполеон (в то самое время, когда пытался втянуть Россию в антитурецкие проекты) добивался и возобновления отношений с Портой. Верно оценивая геополитическое положение Турции, он, в принципе, не прочь был с ней и договориться и, тем самым, опять попытаться подготовить путь для похода на Индию. Так, он говорил «Раз это будет сделано, ничто не помешает дойти до Индии. Если это предприятие не удалось Александру и Тамерлану, то это не служит еще доказательством его невозможности – следует только повести дело лучше их»[245].

25 июня 1802 г. между Францией и Турцией был подписан мирный договор, одним из положений которого Франция получила доступ к Черному морю. Так, Турция дала право Франции «назначать своих коммерческих агентов, консулов или комиссаров», в турецкие черноморские порты. Вновь возобновили свою деятельность французские диппредставительства. Не сумев втянуть Россию в свои проекты, французская дипломатия начала работать в направлении ухудшения русско-турецких отношений. Уже в августе 1803 г. Воронцов уже сообщал Цицианову по этому поводу следующее «Первый консул, не могши ввести нас в виды свои на подел империи Турецкой, ищет теперь отвлечь от нас доверенность Порты, чиня чрез посла своего внушения министерству турецкому на счет неискренности нашей»[246]. Франко-русские отношения продолжали ухудшаться и далее. После расстрела герцога Энгиенского, в мае 1804 г. французский посол Эдувилль был отозван из Петербурга. В августе 1804 г. Париж покинул русский поверенный в делах Убри.

Параллельно этому, весной 1803 г. вновь обострились англофранцузские противоречия. Наполеон требовал удаления англичан с Мальты. Английскому послу Витворту он заявил «Мальта или война! Горе тем, кто нарушает трактаты!». Англичане категорически отказывались освобождать этот остров, прекрасно зная, какое стратегическое отношение он имеет не только в смысле контроля Средиземного моря, но и в более широком. Так, лорд Гоксбери, в беседе с российским послом С.Р. Воронцовым в 1803 г. в Лондоне откровенно заявлял «Почему же Франция не желает, чтобы Англия владела островом, и почему последняя настойчиво желает его удержать за собой? Потому что, если бы нынешнее или будущие французские правительства когда-либо снова вздумали осуществлять свои стяжательские замыслы насчет Египта и Сирии и оттуда приготовлять действительные средства для нападения на английские владения в Индии, то нужно им будет проходить мимо Мальты, откуда английская эскадра легко может разбить такие предприятия. Этот остров, во власти англичан, защитит Египет, Сирию, Морею, Архипелаг, Южную Италию и все Средиземное море от французских замыслов»[247]. Уже в мае 1803 г. английский посол Витворт покинул Париж, а сотрудники английского посольства были арестованы. С 1804 г. в Булони началось сосредоточение войск для вторжения в Англию.

Между тем, Наполеон постоянно возвращался своей мыслью к Востоку. Так, он заявлял «Мы покончим с Европой, а там овладеем Индией. Еще три года, и я буду владыкой вселенной. Предположите, что Москва взята, царь пошел на мир или погиб в каком-нибудь дворцовом перевороте… Разве невозможен тогда доступ к Гангу для армии французов, а Ганга достаточно коснуться французской шпагой, чтобы это здание меркантильного величия Англии обрушилось». С этой точки зрения, важная роль отводилась Ирану, в качестве подступу к Индии. В инструкциях, данных 18 октября 1802 г. французскому послу в

Константинополе Брюну, предписывалось наряду со сбором сведений о турецких пашалыках, собирать сведения и об Иране. Под видом путешественника собором сведений непосредственно на местах должен был заниматься полковник Себастиани. В Санкт-Петербурге было известно о французских поползновениях, и относительно настоящих целей, преследуемых первым консулом особо не заблуждались. Так, в рескрипте князю Цицианову от 26 сентября 1802 г. говорилось «Известно, что первый консул располагался послать в Грузию и Персию эмиссара под видом путешественника, некоего полк. Себастиани, который из Константинополя имел начать свое путешествие. Если прибудет он в Тифлис, то приняв его с приличными оказательствами учтивства, нужно будет употребить все средства, дабы иметь точные сведения о подвигах, кои чинимы им быть могут у разных персидских владельцев, донося мне об открытиях ваших»[248]. Сам Себастиани ни в 1801, ни в 1802 гг. в Иране так и не побывал[249], но, это не означало, что французская дипломатия отказалась от своих замыслов. Французским консулом в Багдаде Руссо, для установления контактов с Ираном был послан в Тегеран Давид Мелик-Шахназарян. Однако миссия его (из-за недоверия иранцев) не увенчалась успехом. Между тем, согласно данным английского историка Роулинсона (пользовавшегося индийскими архивами), Франция, еще в 1802 г. (т. е., когда русско-французские отношения в Европе еще не были напряженными), предлагала Ирану проведение совместных боевых действий против русских войск в Грузии. Как отмечает А. Иоаннисян «Если даже и предположить, что сообщения о французских предложениях, сделанных Ирану, и дошли до Индии в несколько преувеличенном виде (быть может, при посредстве самого же иранского правительства, которое было заинтересовано показать англичанам, что их соперники – французы – готовы в случае надобности оказать им активную помощь против русских вплоть до присылки французских войск), то все же можно заключить, что их основной целью являлось побудить Иран выступить против русских с тем, чтобы изгнать последних из Грузии, лишь незадолго до этого присоединенной к Российской империи»[250]. В 1803 г. Наполеон начинает все чаще требовать от подчиненных докладов по Ирану. Однако, вплоть до конца 1804 г., французская дипломатия не могла похвастаться сколько-нибудь ощутимыми успехами в вопросе налаживания франко-персидских связей.

Начавшаяся в середине 1804 г. русско-персидская война, ухудшение франко-русских и франко-английских отношений, также как нежелание англичан выполнять взятые на себя политическим договором 1801 г. обязательства, с одной стороны – подстегнули Фатх-Али-шаха к поиску новых союзников, а с другой – создали возможность французской дипломатии для налаживания и интенсификации отношений с Ираном. Летом 1804 г. французской стороной вновь было сделано персам предложение о том, «чтобы шах и император действовали бы в сердечном согласии против России»[251]. Уже 20 октября 1804 г., французский представитель в Багдаде Руссо извещает министра иностранных дел Талейрана «В