Линия соприкосновения - Евгений Журавли

не преминут и добавить: «Орки, блять, дикари! Вы у себя на болотах и не знаете, что бывают самоплодные!» Тут Рюша: «Та ты шо? Я тя умоляю! Поди, у тебя жинка одна в Польше, а уже на сносях? У культурных растений так не получается, здеся пара нужна». Те нам: «Ну всё, пизда вам, ловите стодвадцаточку!» Бывает, и шмальнут по досаде. Короче, такие дебаты по всем частотам. Тут вмешивается командование, требует прекратить засирать эфир. «И вообще, блять, – гундосит в рацию комбат, – можно и по одной, просто веточку от другого сорта привить». С комбатом спорить чревато, все затихают ненадолго. Рюша в такое время ходит озабоченный. Достанет телефон с нагрудного – посмотрит, связи нет, суёт обратно. «Та опять ей огород без меня копать. И связи нема. Небось сердится», – поясняет он.

Одно спасение, когда блашники гостят – мало-мальский интернет всегда есть. Может, у них прошивка специальная или в них самих антенны встроены, не знаю. Наверное, такая порода из будущего, которая носит в себе интернет-пространство, без него не функционирует. Однако сами они стараются ограничить коммуникации – большой интернет-трафик как-то идентифицируется и является значимой целью, указывает на дроноводов или временный командный пункт. Обнаружат, начнут крыть тяжёлым. Может, под бетоном и уцелеют все, но приятного мало, да и откапываться придётся.

И тут Севе сообщение пришло. Сначала нормально, напрягся только, но потом заволновался, стал в ответ строчить. Подрумянился даже, на месте не сидит, бормочет что-то: «Нет, нет. Не может быть». На вопросы не отвечает, отбрыкивается только. Пацаны подшучивали сначала, потом махнули рукой, порекомендовали быть осторожнее, чтоб себя не палил. «Да-да. Сейчас. Конечно», – шептал Сева. Сеанс закончился, Сева сидел, уставившись в стену.

– Что это у вас? Где-то модем работает? – вдруг очнулся он.

– Нет ничего такого, – говорим.

– Вон, где-то наверху булькает, прогружается. Слышно ведь. – Сева указал наверх.

Вроде там ничего не было.

– Просто птички летают, – пояснил Рюша.

– Птички? – напрягся Сева.

Явно подумал, что речь про дроны.

– Сева! Ну ты шо, блять! – прогремел Рюша. – Это же просто жаворонок!

– Какой жаворонок?

– Такой вот, настоящий, с крыльями, – изобразил Рюша. – Маленькая такая птичка. Летает хде-то снаружи. Весна пришла, Сева!

Поржали над этой шуткой всей базой. Вот что значит мозги перепрошитые. А Сева так и остался в анабиозе. Какие-то мысли давили, долго ещё молчал. Рюша повздыхал, хотел как-то растормошить парня, но в конце концов плюнул и завалился на боковую.

Утром Севу не обнаружили. Пропал при оружии, как-то тихо просочился. Бросились искать ответы – записку какую-нибудь или просто телефон его, ничего не нашли. Будто и не было человека, всё своё Сева забрал. Рюша ничего не искал. «Развели парня, – сокрушался. – На чувствах… Подло…»

Кто-то предположил, что Сева вышел один на один махануться. А может, наоборот, соперника-товарища на нашу сторону увести, переживал же за него. Или другое – понял, что запеленговали, и решил «матку» не подставлять? Другие справедливо говорят, что соперник долгое время без связи был – по-любому дохлый, спустя время укропы обнаружили переписку и от его имени Севу выманили на засаду. Кто-то сказал, что соперник вообще небось бабой оказался, вот Севу и накрыло. С другой стороны, имея переписку, можно воспользоваться доверием – не только бабой, а хоть мамой родной представятся, поверишь, побежишь. Короче, хз. Но факт: парень совершил поступок, поставил на кон жизнь. Бывает же такое, стоишь на перепутье – налево пойти, направо или прямо? И понимаешь, что альтернатив нет. Вот и Сева… Познал он, в общем.

Вот рассказываю, а тяжело обо всех в прошедшем времени говорить. Но что было, то было. Хорошо, хоть вообще было. Иногда думаю над загадкой Севы – чем дальше, тем больше невероятных версий. Явно хотел спасти. Но кого? Нас, друга, женщину или самого себя?

Помню только Рюшины слова: «Знаете, какая самая влиятельная организация в мире? Круче ЦРУ, Моссада и ФСБ? Пизда. Всё, что есть в мире, из неё исходит, от неё же бежит, но и к ней стремится, ради неё всё делает. А что ради себя – всё равно для неё. Из-за неё всё гибнет и ею накрывается. Пизда, братцы».

Долго я потом себе места не находил.

А ведь какая была весна! Вылез я из «матки» подышать, стою, хоть и ни фига живого вокруг, а чувствую – вот она! Идёт! И слышно – точно, жаворонок.

Однажды в Вегасе

А всё понял я вот как. Обычный день был. И вдруг во дворе стенка обвалилась. Я, конечно, не видел, не слышал, в палате лежал, бездельничал, просто сказал кто-то – смотри-ка, там стена упала, сейчас завхозу ректальные процедуры назначат. Мы к окну, смотрим: да, часть кирпичной ограды рухнула, ничего особенного, в целом стоит, просто один участок упал. Народ собрался, маленькое развлечение всё-таки, курят, обсуждают, кто-то бегает нервно, может, завхоз как раз. Я тоже взял сигареты, пошёл с людьми постоять, с медсёстрами парой шуток перекинуться. Меня вообще и выписывать можно, вполне двигаюсь, уже и не болит почти, просто ощущается, но док говорит, компрессионная травма – опасная штука, могут быть неоднозначные последствия, если не долечить. Хожу в корсете и с шиной, таким большим воротником под подбородок, почти испанский граф с картин Эль Греко. В общем, постоял с людьми, воздухом подышал. Обсудили – хрен знает, почему именно здесь обвалилась, а вокруг стоит, может, где-то вода точит или корни толкают, но завхоз сказал: нет, просто от ветхости, это муравьи потихоньку кладку разобрали, какое-то у них тут место особенное, нужно просто сложить заново и соседние участки замазать цементом, ещё на сто лет хватит. Потом, наверное, опять упадёт, муравьи в переговоры не вступают, но что будет через сто лет, ему глубоко по барабану. Тут как раз женщины пошутили, что выгляжу как эмблема покрышек, имели в виду Мишлен, я на то и рассчитывал, ляпнул, что хорошая резина никогда не подведёт, и на мне остались места, которые без поддержки функционируют. Но те говорят: пока тут найдёшь, ещё и не то окажется, даже возиться неохота. Ну я отвечаю: назначьте парламентёра на перевязку, только помоложе, а то всё старушки какие-то. Похихикали, ещё пару острот прокинули, на том и порешали. Отвлёкся хорошо, в общем.

Я не придал значения этому случаю, в тот же вечер в палате в темноте розетку ищу, не могу попасть, тут Бурый и говорит: слушай, ты долго там будешь тыкаться, так у тебя детей никогда не будет. Я ему: чё ты придираешься, туда же не заглянешь, вот и пробую так или эдак. Он мне: ты рукой потрогай сначала, определись, как отверстия расположены, тогда уже и тыкай, вилка сама себе место найдёт.

Ну ладно, не обижаться же на такую мелочь, человек совет дал. Просто у донецких так принято с напором начинать разговор. Бывает, продавщица скажет: ну и долго будем стоять? Пошутит ещё что-нибудь: мол, понятно, почему так долго войска вводили, раз помидоры выбирают по часу. А пока думаешь, что ответить, тут же говорит что-нибудь от души, например – вот эти берите, а то, что вы смотрите, полежало уже, не надо. То есть с ходу показывают, что доминировать над ними никак, но и следом дают сигнал, что видят в тебе равного и относятся хорошо. Ершистые, короче, но не злые. Бурый тоже такой. Он вовсе не бурый, кличка как-то с углём связана, с прошлой жизнью. Так он, как и все мужики здесь, невысокий, сухой и крепкий, сложных и каких-то рельефных черт лица, да и окрас – в целом тёмный, но где и светлый, а то и пегий, и седина местами, и брови лохматые, одним словом, матёрый такой двортерьер. В детстве они все преимущественно светленькие, ровненькие, ангелы прям, а к сорока – будто лицом породу вырабатывали. Наверное, шахты так влияют, с женщинами метаморфозы не происходит.

Сейчас Бурый лежачий, неизвестно, будет ходить или нет. Он-то, конечно, говорит, пойдёт обязательно, эти донецкие вообще упрямые ребята, но тут уж за медициной слово. Так вот,