Военная книга - Л. Савельев

Укрепления германской «линии Зигфрида» помельче: они имеют всего несколько метров в длину. Зато их очень много: больше двадцати тысяч.

Из подобных, не очень крупных, но многочисленных укреплений ^состояла и финская «линия Маннергейма».

Называются такие укрепления «дотами».

ЧТО ТАКОЕ ДОТ?

Слово «дот» означает «долговременная огневая точка». Долговременная — потому, что строят дот надолго, на много лет. Огневая точка — потому, что в доте находятся артиллерийские орудия и пулеметы.

Спереди дот похож на самый обыкновенный холм: он засыпан землей, и на ней растет трава. Догадаться, что холм этот искусственный и в нем скрыто укрепление, очень трудно.

Попасть снарядом в дот, после того как его отыскали, тоже не легко: дот небольшой, он гораздо меньше, чем прежние крепостные форты.

Стены дота — толщиной в полтора метра — так прочны, что артиллерии не под силу пробить их сразу. Нужно долго стрелять по доту из специальных, очень тяжелых орудий, долбить снарядами его стены, пока они не будут, наконец, пробиты насквозь.

КАК БЫЛ НАЙДЕН ДОТ

Между двух озер широкой полосой, уходящей вдаль, протянулся густой еловый лес. Где-то в этом лесу таились белофинские доты. Но где именно — догадаться было нельзя. Темной, непроницаемой стеной стояли деревья, и сквозь эту стену ничего не было видно. Даже самолет ничего не мог высмотреть сверху. Оставалось одно: пробраться поглубже в чащу и там среди многих заваленных снегом холмов отыскать тот, который был на самом деле не холмом, а дотом.

Но тот, кто шел в лес, знал: надежды вернуться немного. Мины, пули белофинских снайперов, пулеметный и орудийный огонь — вот чго грозило каждому приближавшемуся к этому лесу.

Особенно коварна была дорога, прорезавшая чащу. Казалось, чего мудрить: перед тобой дорога, иди по ней. Но тому, кто ступал на нее, оставалось жить даже не минуты, а секунды: с двух сторон простреливали ее белофинны.

Да, страшный был лес. А все-таки пробраться в него надо было.

Отправиться на поиски дота вызвался разведчик Антонюшко. Целый день не отрывался он от стереотрубы, старался изучить получше каждую лощинку, каждый бугорок, каждый камень. А ночью, надев белый халат, он пополз вперед. Он полз, разгребая снег руками, и в сугробах, через которые он проползал, оставался узкий глубокий ход.

То и дело вспыхивали осветительные ракеты, рисуя на темном небе крутые белые дуги, и тогда на короткое время становилось вдруг светло как днем. Антонюшко застывал, слившись со снегом. И если бы он опоздал, если бы шевельнулся или приподнял над снегом голову, его в тот же миг не стало бы.

Он миновал большой серый камень. Проник в лес. Прополз еще метров двести и наткнулся на холм. Стал ползти на него и вдруг почуял: как будто пахнет дымом. Вгляделся, — действительно, из холма торчит труба, а из нее идет дым. Повернул немного — и замер: прямо перед ' ним зияла амбразура дота...

Обо всем этом доложил Антонюшко командиру, когда вернулся перед самым рассветом.

Итак, дот был найден. Вернее, было теперь известно, в каком направлении он находится. Но невидим он был попрежнему: его укрывал лес. А для того, чтобы стрелять по доту, надо его видеть.

Мешали деревья. Чтобы увидеть дот, надо было деревья срубить.

Но не брать же топоры и итти в лес? Это будет слишком долгов А главное — белофинны не подпустят людей к лесу, перестреляют их прежде, чем они примутся за работу.

Надо срубить деревья, не подходя к ним.

Работу лесоруба взяла на себя наша гаубичная батарея. Тяжелые снаряды полетели в лес. Беспомощно валились деревья, потрясая в воздухе концами вырванных из земли корней. Тысячи острых и зазубренных, точно пилы, осколков, разлетаясь, срезали начисто ветви, стволы^ пни, сучья. Эта бушующая, воющая буря осколков сметала все на своем пути.

Через три часа в лесу образовалась широкая длинная просека.

Командир напряженно всматривался в даль. Теперь деревья уже не заслоняют дота, и он должен возвышаться там, в конце просеки.

Но дота там не было.

Может быть, Антонюшко ошибся и дал не совсем верное направление? А может быть — направление верное, но дота отсюда никак не увидеть: просека идет в гору, а дот укрылся внизу, в лощине? Как это решить?

Выяснить это вызвался старший лейтенант Шевенок. Он пополз тем же путем, каким прежде полз Антонюшко. Но на этот раз ползти было еще опаснее: началась перестрелка. Над головой Шевенка пролетали с ревом наши снаряды, навстречу им неслись неприятельские пули и мины, выпущенные из минометов. Заслышав их угрожающий, нарастающий свист, Шевенок сейчас же зарывался в снег и пережидал, пока пролетят их осколки.

Особенно трудно было ползти по поваленному лесу: вывороченные деревья, обломанные сучья, воронки от снарядов преграждали путь» Пули то и дело ударяли о стволы деревьев.

Шевенок полз и полз, незаметно подымаясь в гору. Но вот подъем-кончился, просека начала уходить вниз. Спрятавшись среди ветвей поваленной елки, Шевенок осторожно высунул голову. И он увидел: чуть пониже, совсем близко — дот. Он был всего метрах в полутораста, и если бы кто-нибудь из находящихся в доте выглянул сейчас через его щель, он бы совершенно ясно увидел Шевенка. И пуля на таком небольшом расстоянии ударила бы без промаха.

Мешкать было нельзя. Осторожно выбрался Шевенок из ветвей и пополз назад...

Итак, таинственный дот был вновь найден. И теперь стало ясно, что Антонюшко не ошибся. Но увидеть дот издалека было невозможно. Он становился заметен только за полтораста метров. И, значит, только здесь и можно было устроить наблюдательный пункт батареи.

Это была безумная смелость: устраиваться почти подле самого дота. Но другого выхода не было.

Этой ночью никто на батарее не спал: надо было проложить телефонный провод к поваленной ели; надо было вырыть тут окоп для наблюдателя; надо было, наконец, замаскировать окоп.

Мерзлая земля плохо поддавалась маленькой лопатке. А работать большой лопатой или киркой было нельзя: пришлось бы подняться во весь рост, — враги сразу заметили бы.

Все же к рассвету окоп, вернее — неглубокая яма — был готов. В ней укрылись Шевенок и телефонист.

Утром наши снаряды полетели в дот. Их осколки пролетали над головами лейтенанта и телефониста. Это было неизбежно, тут ничего не поделаешь: осколки тяжелого снаряда отлетают на полкилометра во все стороны. А от дота до окопа было ведь всего полтораста метров.

Лейтенант и телефонист понимали, что они могут погибнуть не только от неприятельских пуль, но и от