Будни фронтового автобуса - Иван Вадимович Карпенков

нему подошел дежурный по подразделению и передал команду руководства сдать все вооружение и боеприпасы, ввиду того, что за Уремой утром должна будет прийти машина, так как его переводят теперь в другое подразделение.

«Не иначе, седой мужик, заметив смелость, профессионализм и грамотность бойца, решил перевести меня на более ответственное направление, – подумал Андрей. – А может быть, и вовсе забрать к себе».

Утром Урема проснулся с первыми лучами солнца. Вокруг все еще спали. До подъема было далеко. Лежа на спине в своей постели и разглядывая потолок, он мечтал, как теперь в корне изменится его жизнь. На новом месте все будут относиться к нему с пониманием и уважением. И ему будет хорошо. Не то что тут, среди этих грубых и не особо одаренных интеллектом бандерлогов, которые, по его мнению, ему и в подметки не годились.

Сразу после подъема за ним действительно пришли. Старший отдал ему папку с его документами и, пожелав хорошей дороги, слегка усмехнулся и похлопал по плечу. Все остальные, занятые суетой текущих дел начинающегося дня, даже и не заметили убытия Уремы. По крайней мере, пышных проводов ему никто не устраивал. Собственно, как и непышных тоже.

Взвалив на плечи модный тактический рюкзак и попрощавшись напоследок с единственным своим не то что другом, но, по крайней мере, человеком, не вызывавшим у него особого отторжения, Андрей сел в ожидающий его «УАЗ». Никто больше прощаться с ним не стал. Командование тоже. «Завидуют!» – подумал Урема про себя.

Все дорогу они ехали молча. И только уже на подъезде к точке, где Урема, оказывается, должен был пересаживаться на другое транспортное средство, немногословный водитель сказал:

– Значит так! Запоминай! Повторять два раза не буду. Сейчас ты садишься в санитарный автобус. Найдешь там старшего. Представишься. Там предупреждены. Когда доедете, на месте разыщешь полковника Зайцева. Доложишь ему о прибытии. Все остальное с ним. Понял?

– Так точно, понял! – неожиданно быстро для самого себя, по уставу ответил Урема.

Хотя на самом деле ничего он, конечно, не понял. Несмотря на то что вопросов у него мгновенно появилось огромное количество, переспрашивать о чем-либо он не решился. Интонация и сама подача информации водителем указывала на то, что перед ним явно не простой шофер-контрактник. Да и знал он, по всей видимости, гораздо больше, чем сказал.

«Вот это серьезные люди!» – подумал про себя Андрей и совершенно другими глазами посмотрел на сидящего за рулем парня.

И только тут заметил его какую-то особую, не бросающуюся сразу в глаза фундаментальность. Было в нем что-то такое глобальное и настоящее, что заставило Урему тут же признать над собой его бесспорную власть. Он не то что понял, скорее почувствовал, что ему и таким, как он, если придется, Урема готов будет подчиняться во всем. Теперь ему было и лестно, и страшно одновременно. Лестно от того, что, похоже, сейчас он прикасается к чему-то чрезвычайно могущественному, влиятельному и сильному. Стать частью подобной системы, пожалуй, было мечтой всей его жизни. А страшно потому, что впервые за свои сорок лет всем своим естеством он почувствовал, как от находившегося рядом человека так откровенно веяло смертельной опасностью.

Остановившись напротив эвакуационно-санитарного автобуса, водитель кивнул на него и сухо произнес:

– Тебе туда.

Выходя из машины, Урема по привычке протянул ему для прощания руку. Но тот так взглянул сначала на руку, потом на него самого, что холодок невольно пробежал по спине Андрея. Он мгновенно смекнул, что, вероятно, сделал что-то такое – неприемлемое или неуместное. Быстро отдернув руку, он хотел было уже захлопнуть дверь, когда парень вдогонку кинул ему:

– Брату привет передавай!

– Конечно передам! Спасибо! – радостно, словно ему возвратили утраченное было доверие, отозвался Урема и, переведя дух, засеменил в сторону автобуса.

Вероятно, следовало бы поинтересоваться, от кого именно передать привет, рассуждал про себя Андрей. Но решимости уточнить это в себе не нашел.

И вот теперь, трясясь в душном, забитом ранеными людьми салоне, он размышлял об ожидающих его впереди перспективах и переменах. И почему-то все они, без сомнения, виделись ему исключительно положительными, в ярких и жизнеутверждающих тонах.

Единственное, о чем сейчас жалел Урема, разглядывая в небольшую щель в плотных занавесках проплывающие мимо пейзажи, было то, что не удастся ему теперь прочувствовать того самого упоения, о котором он так сильно мечтал все эти дни. А именно награждения какой-нибудь правительственной наградой перед строем своего подразделения, из которого он сегодня убыл.

А в том, что его наградят, никаких сомнений у него уже не было точно. Да и как иначе? По-другому и быть не может, если даже в санитарном автобусе и то наслышаны о его подвиге.

Нана

Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих.

Евангелие от Иоанна 15:13

Он сидел у самого окна и, отодвинув рукой плотную занавеску, задумчиво смотрел вдаль. По его виду было понятно, что боец глубоко погружен в себя. Возможно, какие-то тяжелые мысли или воспоминания теперь занимали его сознание. На фоне хоть и испытывающих физическую боль и страдания, но все же находящихся в приподнятом настроении легкораненых, его состояние резко диссонировало с обстановкой, царящей в салоне ожидающего погрузки санитарно-эвакуационного автобуса. То и дело сменяющаяся смехом, с «галерки» доносилась возбужденная речь выживших воинов, строящих теперь оптимистичные планы на будущее.

– Куда едешь? – будто бы приглашая к диалогу, бесцеремонно обратился к нему совсем молоденький паренек, пытаясь перевязанной рукой со следами крови на бинтах отодвинуть плотно закрепленную на окне ткань, чтобы дотянуться до сдвижной форточки и покурить в нее.

Принимая во внимание, что все находящиеся тут так или иначе следовали теперь одним и тем же маршрутом и что ближайшее времяпрепровождение каждого из присутствующих тут предопределено наличием у них ранения, подобный вопрос прозвучал как-то нелепо. Тем не менее угрюмый и нахмуренный боец, словно вернувшись откуда-то в реальность, выдержав паузу, немногословно ответил:

– К маме…

Заметив со своего места курящего в окно парня, скучающий за рулем в ожидании команды к началу движения водитель обернулся вполоборота в сторону пассажиров и громко, на весь автобус, произнес:

– Э! Ты там не прихренел, паря?

Застигнутый с поличным боец рассмеялся и, выкинув за окно окурок, вернулся на «галерку» к своим попутчикам.

– Слыхали?! К маме он едет! Она, небось, пожалеет дитятку!

Сквозь вызванный этой фразой смех и гогот откуда-то из глубины салона полетели различные высказывания в развитие темы:

– Ага! Маменькин сыночек!

– Дайте ему сиську, пусть успокоится.

Но весь