«Офицерство волнуется…» Российский офицерский корпус и публичная политика в 1905–1914 годах - Антон Юрьевич Фомин

увязывал с антироссийским западным заговором другой генерал – известный своей общественной деятельностью в качестве председателя Московского славянского общества А.И. Череп-Спиридович[340]. Однако если Сурин апеллировал к прочно укоренной в российском общественном мнении англофобии, то Череп относился к несколько иному течению. Он как раз представлял восходящую к И.С. Аксакову и московским славянофилам, близкую генералу Скобелеву панславянскую и анти-германскую линию, к которой после Русско-японской войны был искусственно примешан «желтый» вопрос. «Желтая опасность» была инкорпорирована Черепом в мифологию извечного противостояния между славянами и германцами. Специфика текущего исторического момента, по мнению Черепа, состояла в том, что Германия посредством «десятков тысяч» своих агентов активно готовит Китай к нападению на Россию. Но сама она не решится атаковать Россию до готовности Китая, а потому России необходимо нанести упреждающий удар по германизму – объединиться с балканскими славянами в Славянскую империю или Славию (подобно тому, как Пруссия создала германский рейх) и, опираясь на дружественные западные нации, разгромить Австрию, чему изолированная (до прихода китайцев) Германия не посмеет помешать. В противном случае России грозит двойное скоординированное китайско-немецкое нападение и раздел между «монголами» и германцами[341]. Сочинения Черепа показывают, что к 1910 гг. традиционная англофобия была серьезно потеснена агрессивной германофобией и в значительной степени утратила былую политическую актуальность после русско-английского соглашения 1907 г. Об Англии Череп отзывается исключительно благожелательно, даже противопоставляя качественные английские промышленные товары германской «дряни»[342]. Его симпатии распространяются и на весь «англо-саксонский» мир – удержать массу «желтых» от нападения Россия (а скорее уже Славия) должна не иначе как вступив в союз с Соединенными Штатами[343]. Схемы Черепа и Сурина очевидно похожи. Меняются наименования врагов, но Англию можно легко заменить на Германию и наоборот без утраты основного содержания. Однако есть и более существенное отличие: Череп был сосредоточен на панславянской программе и чужд вселенского пафоса избавления белой расы от желтой угрозы. Но в остальном двух «идеологов» сближает прямолинейность, безудержное прожектерство и склонность к теориям заговора, а также подчеркнутая нацеленность на защиту самодержавия. После революции Череп-Спиридович забыл о панславизме и стал одним из наиболее известных конспирологов русской эмиграции, объяснявшим «катастрофу», постигшую Российскую империю, деятельностью «иудо-монгольского» мирового правительства[344].

Ухтомский и Череп-Спиридович мыслили главным образом в романтических категориях «народного духа», в то время как у Сурина видны следы более «прогрессивных», научных социал-дарвинистских воззрений. Вероятней всего, «прививку» естественно-научного расизма Сурин получил от своего сослуживца по штабу Казанского военного округа и коллеги по Обществу археологии, истории и этнографии при Казанском университете генерала В.А. Мошкова. В отличие от Сурина, Мошков создал себе репутацию настоящего ученого: он первым составил этнографическое и антропологическое описание гагаузов – малочисленного народа, проживающего на территории современной Молдавии. За работы об инородцах Поволжья Мошков был удостоен золотой медали Императорского Русского географического общества[345]. Кроме того, фольклористы до сих пор высоко оценивают его как этномузыковеда – собирателя народных песен и мотивов[346]. Но сам Мошков вовсе не считал собирание фольклора или составление этнографических описаний своим главным вкладом в познание. Эти штудии лишь подтолкнули его мысль к самым широким обобщениям истории человечества.

Мошков разработал оригинальную полигенетическую концепцию происхождения человека. По его мнению, во времена ледникового периода на территории северной Европы, отделенной широкими водами от остальных частей света, сформировался «белый дилювиальный (допотопный) человек». Тысячелетия борьбы за существование в суровых климатических условиях сделала этого «нордического» человека верхом физического и интеллектуального совершенства. Параллельно в Азии и Африке расселялся питекантроп (согласно Мошкову, высшая человекообразная обезьяна). После схода ледника «гениальный дилювиальный человек» сумел покинуть свои исконные земли и приступил к колонизации остальных материков. «Звероподобных», лишенных речи питекантропов он обращал в нечто среднее между домашней скотиной и рабами, но при этом почему-то повсеместно стал с ними скрещиваться. Так, в результате смешения высшей и низшей разновидностей появился современный человек, которого Мошков назвал «ублюдочным»[347]. В наименьшей степени метизация затронула население Европы (и особенно германские народы), но даже наиболее «чистокровным» современным европейцам, по мнению Мошкова, далеко до их «гениальных» предков. Если белый человек пострадал от смешения с обезьяной (Мошков называл это «грехопадением»), то питекантропа скрещивание возвысило. Согласно теории Мошкова, гибридная сущность современного человека полностью определяет социальную и политическую структуру мира. Элиты занимают господствующее положение в силу своей особой биологической полноценности, близости к «гениальным» белым предкам, тогда как среди низших классов преобладают признаки питекантропов. Мошков подробно писал об отсутствии духовной жизни и способности к абстрактному мышлению у русских и европейских крестьян, сближавшей их с цветными «дикарями»[348]. Женщины не пользуются равными с мужчинами правами, поскольку у них доминируют признаки самок питекантропа – наложниц древнего белого человека[349]. Господство европейцев обусловлено их «очевидным» биологическим превосходством над небелыми народами, но и последние имеют своими правителями тех, в чьих жилах есть благородная белая кровь[350]. Мошков полагал, что «ублюдочный» вид не может быть устойчивым. По законам природы человечество стремится вернуться к «исходным типам» – «дилювиальному» белому человеку и питекантропу. Этот скрытый «эволюционный» процесс ответствен за все катаклизмы и противоречия человеческой истории[351]. Но когда он завершится, белый человек снова обретет утраченную вследствие кровосмесительного «грехопадения» древнюю райскую гармонию, а питекантроп вернется в джунгли.

Сочинения Мошкова являются образцом использования «научного» подхода в целях реакционного, социал-дарвинистского мифотворчества. Наукообразие «железных» доказательств в виде россыпи из личных наблюдений автора и цитат классиков расологии (Г. Лебона, Ж. Гобино, Е.И. Денникера, Х. Чемберлена, Э. Ранке и др.) должно было легитимировать реакционные идеологические постулаты о жесткой биологической обусловленности всех форм социального неравенства. Крайний натурализм Мошкова полностью стирал границу между социумом и миром природы. История человечества, по Мошкову, являлась лишь отображением естественных эволюционных процессов, на которые люди не в силах повлиять. Итогом этих процессов должно было стать появление (а точнее, возвращение) совершенного белого человека, но приблизить или отдалить этот момент никак нельзя – ведь все -находится во власти природных сил. Подобный биологический детерминизм, с одной стороны, давал потенциальным сторонникам учения Мошкова уверенность в будущем торжестве «расы господ», а с другой, как будто подразумевал полную деполитизацию через признание человеческого бессилия перед лицом природы. Однако на практике сторонникам расовых теорий было нелегко отказаться от активной роли в истории. Разница между Мошковым и Суриным состоит в том, что последний отказался от наиболее жестких форм натурализма и перенес вопрос о торжестве белой расы в сферу политики. С точки зрения Сурина, человеческая история имеет самостоятельное значение, исход борьбы между «высшей» и «низшей»