Академический зигзаг. Главное военно-учебное заведение старой России в эпоху войн и революций - Андрей Владиславович Ганин

Повторяю, что работать нельзя, ибо все заведено для бутафории; штаты до сих пор не утверждены; кардинальные вопросы не решены, все тянется и переваливается, а в общем – застой, близкий к началу распада. Нужен сильный и энергичный военный министр вместо г. Галкина, последний же не подходит к занимаемой роли.

Автор письма сетовал на то, что «кучка офицерства с мелкой интеллигенцией дерется на фронте, гибнет, истекает кровью, нищенствует, а за их спинами – шкурничество, спекуляция, животный страх и алчность».

Более точное свидетельство о курсовиках, оставшихся в Казани, было направлено Андогскому полковником В. Н. Касаткиным 31 августа 1918 года:

Живут они [курсовики], несмотря на чисто боевую обстановку (орудия гремят день и ночь), дружно, много и любовно работают. Дело, видимо, поставлено у них отлично. Работы очень много, как и следует ожидать в такой сложной обстановке. Но терний, видимо, тоже много.

Первое, что известное недоброжелательство со стороны казанских офицер[ов] Ген[ерального] шт[аба], в частности, со стороны полк[овника П. И.] Виноградова и Ко. Этот офицер Ген[ерального] шт[аба] позволил себе открыто инсинуировать по адресу нашей академии, указывая на то, что мы служили «вашим и нашим»[8], что слушатели – «недоноски» и т. д. Подробно расскажет сам [Г. Ф.] Радоман.

Сам к[омандую]щий армией полк[овник А. П.] Степанов относится к слушателям хорошо, но Ген[ерального] шт[аба Ю. Д.] Романовский – нет. Нач[альник] штаба, видимо, и не доверяет и относится как к недоучкам. Это глубоко обижает этих, во всех отношениях отличных, офицеров, судя по их чисто боевой работе, вполне подготовленных к деятельности кур[сами] Ген[ерального] шт[аба]. Это, конечно, обидно.

Наших офицеров здесь, в Казани, 19. Кроме того, в войсках (отряде) полк[овника В. О.] Каппеля 14 чел. Конечно, этого количества очень много. Страшное желание всех собраться наконец в академии и немного отдохнуть от пережитого. Хочется им в этом помочь, тем более что в Казани и Самаре много окопавшихся оф[ицеров] Ген[ерального] шт[аба].

Все слушатели младшего ускоренного курса получили предписание 17 августа явиться в отдел формирований штаба Народной армии. Там им выдавались назначения в строевые части, тогда как старший класс был направлен на штабную работу. По свидетельству слушателей младшего курса, восемь человек из их числа были все же арестованы как сочувствующие советской власти и отправлены на гауптвахту, вещи у них изъяли. Сами арестованные считали причиной репрессий донос своих товарищей. По некоторым данным, арест продолжался до 4 сентября, после чего арестантов в товарных вагонах отправили в Уфу, причем по дороге трое слушателей (в том числе два большевика) выпрыгнули из поезда и бежали, в конце концов пробравшись к красным. Оставшиеся на службе в Народной армии на сентябрь 1918 года считались находившимися в командировках от академии.

Остальной состав академии отправился из Самары по железной дороге через Челябинск в Екатеринбург. После воссоединения двух частей академии в Екатеринбурге предполагалось разместить академию либо в Омске – столице белой Сибири, либо в Томске – главном учебном и научном центре Сибири. 15 августа в Томск по распоряжению генерала Г. Г. Христиани были направлены квартирьеры академии.

17 августа состоялась встреча Андогского с генерал-майором В. Н. Шокоровым, командовавшим отдельным Чехословацким стрелковым корпусом и являвшимся главкомом российских и союзных войск. Андогский получил приказ эвакуировать академию в Омск или Томск, где как можно скорее приступить к подготовке офицеров Генштаба.

На вокзале Екатеринбурга произошла трогательная встреча расставшихся сотрудников академии и членов их семей, а в церкви Епархиального училища отслужили благодарственный молебен по случаю избавления академии от большевиков.

Правда, не все отнеслись к вернувшимся из Казани доброжелательно. Резко антибольшевистски настроенные участники отряда Румши воспринимали их иначе, о чем вспоминал К. В. Семчевский: «Мы, пробившиеся из Екатеринбурга, считали уехавших в Казань „предателями“ белого дела и это не скрывали».

Екатеринбургская часть академии за прошедшее время не бездействовала. Профессор А. И. Медведев вошел в комиссию по расследованию гибели императорской семьи. В следственных действиях участвовали и некоторые слушатели. В начале августа из Екатеринбурга в войска были направлены полковники Антонович и Киященко, подполковник Осипов. Но после падения красного Екатеринбурга оставшиеся в городе представители академии не могли проявить себя слишком активными контрреволюционерами, чтобы не подвести тех, кто оставался в красной Казани. Об этом прямо написал в своем дневнике преподаватель А. Т. Антонович.

В Екатеринбурге было принято окончательное решение по делу профессора Матковского, которого считали поставившим академию в опасное положение, грозившее разгромом. Последний же обвинял академию в прислуживании большевикам. Матковский был исключен из академической конференции. Вскоре управляющим Военным министерством Временного Сибирского правительства генерал-майором А. Н. Гришиным-Алмазовым было принято решение о направлении академии в Томск, где академия смогла развернуть подготовку кадров Генштаба для антибольшевистских формирований. Начался новый этап ее истории.

Несмотря на приверженность значительной части состава академии антибольшевистским взглядам, перейти на сторону противника в составе целого учреждения было очень сложно. По воле случая это удалось осуществить. Было бы неверно утверждать, что переход академии на сторону антибольшевистских сил был полностью спланирован изначально, однако и полной случайностью его не назовешь. Сотрудники академии к этому стремились, делали для этого все возможное, но важнейшую роль сыграли стечение обстоятельств, неразбериха, царившая на Урале и в Поволжье. Одним из значимых стимулов перехода являлось то, что с падением красного Екатеринбурга в антибольшевистском лагере оказались родные и близкие сотрудников академии. Академическое руководство ставило во главу угла сбережение персонала академии и ее имущества, проявляло большую осторожность, выжидало, пытаясь демонстрировать большевикам свою лояльность, избежать подозрений и репрессий. Все это делает вопрос о характере перехода академии от красных к белым крайне запутанным.

Глава 5. В сибирских Афинах (Томск)

На новом месте

В начале августа 1918 года прифронтовой Екатеринбург не рассматривался как место, где можно было бы оставить академию. После воссоединения с казанской частью академия отправилась в Томск – крупный университетский центр Сибири, носивший неофициальное наименование сибирских Афин. 16 августа началась погрузка для новой эвакуации, и с 22 августа по 13 сентября в четырех эшелонах академия переехала из Екатеринбурга в Томск. К этому времени в ней оставалось уже немного преподавателей, поскольку основная масса была задействована в штабах и строю. По свидетельству генерал-майора П. Ф. Рябикова, «новое переселение теперь уже всей академии с фундаментальной библиотекой производилось весело, бодро, так как избавившиеся от большевицкого кошмара, – мы все стремились скорее приступить к работе, столь теперь нужной и имевшей такой ясный, определенный