Созвездие Лубянки. Люди и судьбы - Андрей Юрьевич Ведяев

занимаемого поста. А произошло следующее. Волльвебер рассказал Серову, тогдашнему председателю КГБ, о разногласиях среди руководства ГДР, считая их проявлением прозападных настроений, противоречивших линии международного коммунистического движения. Серов сообщил об этом разговоре Хрущеву. А тот на обеде, сопровождавшемся обильной выпивкой, сказал Ульбрихту:

– Почему вы держите министра госбезопасности, который сообщает нам об идеологических разногласиях внутри вашей партии? Это же продолжение традиции Берии и Меркулова, с которыми Волльвебер встречался в сороковых годах, когда приезжал в Москву.

Ульбрихт понял, что следует делать, и немедленно уволил Волльвебера за “антипартийное поведение”. Он умер, будучи в опале, в 60‑х годах».

Прежде чем сойти на берег в Роттердаме, Судоплатов сказал капитану, что, если он не вернётся к 16 часам, судно должно сняться с якоря и выйти в море. Сопровождавший Судоплатова Тимашков снарядил взрывное устройство и остался на борту.

«23 мая 1938 года после прошедшего дождя погода была теплой и солнечной. Время без десяти двенадцать. Прогуливаясь по переулку возле ресторана “Атланта”, я увидел сидящего за столиком у окна Коновальца, ожидавшего моего прихода. На сей раз он был один. Я вошел в ресторан, подсел к нему, и после непродолжительного разговора мы условились снова встретиться в центре Роттердама в 17.00. Я вручил ему подарок, коробку шоколадных конфет, и сказал, что мне сейчас надо возвращаться на судно. Уходя, я положил коробку на столик рядом с ним. Мы пожали друг другу руки, и я вышел, сдерживая свое инстинктивное желание тут же броситься бежать», – так Судоплатов описал в своих мемуарах встречу с лидером украинских националистов. Встречу, ставшую для Коновальца последней в его бренной жизни. Коновальца буквально разорвало на куски, когда, выйдя из ресторана, он остановился посмотреть на ближайшую витрину.

В этот момент Павел Анатольевич выходил из небольшого магазинчика одежды в соседнем переулке в новой шляпе и гороховом плаще в точном соответствии с инструкциями, полученными в Москве вместе с фальшивым чехословацким паспортом и изрядной суммой денег в американской валюте от опытнейшего боевика, вышедшего, как Эйтингон и Зубов, из «группы Яши». Звали этого человека Соломон Мовшевич-Менделевич Шпигельглаз. Однако, несмотря на все меры конспирации, официант из ресторана позднее смог описать внешность посетителя, подсевшего к Коновальцу: сросшиеся тяжёлые брови, зачёсанные вверх тёмные волосы, тёмно-карий цвет глаз и странный акцент – они объяснялись на немецком языке. Тот факт, что убитый является Коновальцем, полиция узнала от прибывшего два часа спустя после взрыва Барановского. На опознании тела он упал перед ним на колени и только повторял: «Мой фюрер!» Барановский вылетел самолётом из Вены, как только узнал о встрече в Роттердаме. Но когда он прибыл, лидер украинских националистов был уже мёртв.

Барановскому было известно, что шеф встречается с курьером-радистом с советского судна. Однако осмотр экипажей советских судов, стоявших в порту Роттердама, ничего не дал: «Шилка», капитан которой имел чёткие инструкции, отчалила в тот же день, не дожидаясь возвращения своего «радиста».

Тем временем, добравшись до железнодорожного вокзала, Судоплатов сел на первый же поезд до Парижа, и к вечеру добрался до французской столицы. Не останавливаясь в отеле, чтобы не проходить регистрацию и не светить голландские штемпели в паспорте, он побродил по городу, сходил в кино, посетил парикмахерскую и в 10 часов утра встретился на заранее условленной станции метро с сотрудником парижской резидентуры НКВД – это был Иван Иванович Агаянц. В Москву ушла телеграмма: «Подарок вручен. Посылка сейчас в Париже, а шина автомобиля, на котором я путешествовал, лопнула, пока я ходил по магазинам».

Преемником Коновальца стал Андрей Мельник, женатый на Софии Федак, сестре жены Коновальца. Такое положение не устраивало Степана Бандеру, представлявшего, в противовес эмигрантам, радикально настроенную «революционную молодёжь», выпущенную из польских тюрем после нападения Германии на Польшу. 10 февраля 1940 года собравшиеся в Кракове двадцать семь проводников Краевой экзекутивы ОУН единогласно признали своим лидером Степана Бандеру. Объявив себя законным наследником Коновальца на посту главы организации, Бандера сформировал новый руководящий орган ОУН – Революционный Провод (РП). В него вошли ближайшие единомышленники Бандеры: Ярослав Стецько, Степан Ленкавский, Микола Лебедь, Роман Шухевич и Василь Охримович. Тогда же было принято решение о создании собственной службы безопасности СБ ОУН(б), которую возглавил Микола Лебедь. Именно она в дальнейшем взяла на себя слежку за лидерами мельниковцев и приведение в исполнение выносимых им смертных приговоров.

Формальным поводом для создания РП ОУН стало «неудовлетворительное руководство и отказ от националистических методов работы». Претензии были оформлены в виде «Акта от 10 февраля 1940 года». Бандера и его сторонники объявили Мельника неспособным возглавлять «национальную борьбу за независимость Украины», обвинив его в потворстве провокаторам, медлительности и неумении использовать ситуацию для ведения активной борьбы против СССР. При этом из всех участников I Конгресса ОУН 1929 года к Бандере примкнули двое – Степан Ленкавский и, собственно, инициатор и спонсор раскола Рихард Ярый, как выяснилось позднее, агент двух разведок: германской и советской.

Пока оуновцы делили власть, в Москве решалась судьба следующего раскольника, только теперь уже в международном рабочем движении – Льва Давидовича Бронштейна (Троцкого). В конце апреля 1939 года Судоплатов снова был вызван к «Хозяину».

«Вход в здание Кремля, где работал Сталин, был мне знаком по прошлым встречам с ним, – вспоминает Павел Анатольевич. – Нас с Берией пропустил тот же офицер охраны, который дежурил и тогда, когда меня приводил сюда Ежов. Поскребышев ввел нас в кабинет Сталина и затем бесшумно закрыл за нами дверь. При нашем появлении Сталин поднялся из-за стола. Стоя посередине кабинета, мы обменялись рукопожатиями, и он жестом пригласил нас сесть за длинный стол, покрытый зеленым сукном. Все в кабинете выглядело так же, как в прошлый раз, когда я здесь был. Но сам Сталин казался другим: внимательным, спокойным и сосредоточенным.

– Троцкий, или как вы его именуете в ваших делах, “Старик”, должен быть устранен в течение года, прежде чем разразится неминуемая война. Без устранения Троцкого, как показывает испанский опыт, мы не можем быть уверены, в случае нападения империалистов на Советский Союз, в поддержке наших союзников по международному коммунистическому движению. Им будет очень трудно выполнить свой интернациональный долг по дестабилизации тылов противника, развернуть партизанскую войну.

Мне надлежало возглавить группу боевиков для проведения операции по ликвидации Троцкого, находившегося в это время в изгнании в Мексике. Я попросил разрешения привлечь к делу ветеранов диверсионных операций в гражданской войне в Испании.

– Вам будет оказана любая помощь и поддержка. Докладывайте непосредственно товарищу Берии и никому больше, но помните, вся ответственность за выполнение этой акции лежит