Вечный день - Юлиус Фучик

— Надо бы посдирать эти воззвания! — предлагает человек в форме железнодорожника, потный от смущения, его треугольный кадык судорожно мечется вверх-вниз, словно зверек какой.

Бай Георгий с недоумением оборачивается в его сторону:

— Какие воззвания?

Оказывается, город пестрит воззваниями, подписанными бывшим начальником Областного управления Симеоновым. Вчерашний головорез и фашистский главарь призывает хранить спокойствие и относиться с доверием к могучей братской России, он выражает «уверенность, что советские войска будут встречены по достоинству, с уважением, с тем чтобы они могли как можно скорее выполнить свою миссию в интересах союзников и вернулись к родным очагам», а пострадавшие от не всегда справедливых гонений левые элементы получат возможность возвратиться к своим семьям и «зажить в мире и спокойствии на благо нашего народа и отечества». И прочее в таком роде — многословно, сердцещипательно.

От негодования запавшие щеки Георгия Токушева покрываются чуть заметным румянцем, он размахивает поднятыми руками и настойчиво повторяет:

— Немедленно сорвать! Немедленно сорвать!

— А Симеонов подался к немцам, в Югославию!

Эти слова Кузмана действуют на людское сборище, как разорвавшаяся бомба, все замирают от неожиданности.

— Удрал? — шепотом спрашивает бай Георгий, как бы не веря своим ушам.

— Пытается удрать… Мы предупредили партийные комитеты всех станций и полустанков…

Георгий Токушев трет подбородок. Он надеется услышать еще что-то, но его нетерпение слишком велико.

— Ну и?..

— Схвачены трое подозрительных, только пока нет уверенности, что и он среди них… Надо бы послать кого-то в Горна-Оряховицу, кто знает его в лицо.

Не смолкают гневные выкрики, вносятся различные предложения, и все стараются перекричать друг друга.

— Я обеспечу машину!..

— Зачем посылать одного? А вдруг пройдоха наклеил бороду?

— А нет ли на станции свободной дрезины?

Наконец принимается решение: группе вооруженных партийцев во главе с членом Областного комитета Нейковым, не раз имевшим дело с начальником Областного управления, немедленно выехать на грузовике в Горно-Оряховицу.

Затем Кузман бросает вторую «бомбу»:

— На рассвете боевая группа ликвидировала Медведя…

В кабинете бушует буря: воздух сотрясают возгласы одобрения и восхищения, сыплются угрозы в адрес других тиранов, а какая-то тетушка могучего сложения, подпрыгивая, хрипло подвывает, вероятно, имитируя убитого Среброва:

Медведь навалился,

Медведь навалился…

— Но Крачунов еще жив! — останавливает ее пляску Кузман.

Он коротко рассказывает, как группа активистов преследовала начальника Общественной безопасности и как он внезапно исчез. Из активистов он назвал одного Николая, это приятно удивило Георгия Токушева, и он взглянул на своего помощника с подчеркнутым интересом, может быть, даже с гордостью. От захлестнувшего душу приятного чувства Николай краснеет как школьница.

В итоге зреет следующее решение: боевым группам с помощью добровольцев перекрыть все выходы из города; всех подозрительных задерживать для тщательной проверки и установления личности. Необходимо сделать все возможное и невозможное, чтобы не ушел от правосудия ни один палач, ни один изувер, на совести которого кровь невинных людей! Симеонова и Крачунова — под особое наблюдение! Провокаторов и осведомителей — тоже.

Кузман в своей стихии: он дает пояснения, вносит предложения, обобщает высказанные мысли. По его мнению, особое беспокойство внушает Пятый полк. Все учреждения и службы города уже заявили о своей лояльности, о готовности поддерживать платформу Отечественного фронта — даже кмет, которого, между прочим, полагалось бы арестовать за его многочисленные грехи. Лишь офицеры молчат. На телефонный звонок дежурный по части промямлил, что господин начальник гарнизона отдыхает и велел не беспокоить его, а на второй звонок не стал и отвечать, снял и сразу положил трубку — Пятый полк прекратил с областью всякую связь. А вот с Софией наши военные общаются, да и с другими частями переговариваются время от времени — с теми, например, что стоят в Сливене и Плевене; об этом почтовые служащие рассказывают, да и сочувствующие из солдат доверительно сообщили, что и как.

— С кем именно они говорили в Софии? — озабоченно настораживается бай Георгий.

— С военным министерством. Справлялись, кого назначили министром. А потом хотели получить подтверждение от начальников других гарнизонов.

Наступает гробовое молчание — едва ли кто-нибудь из присутствующих не догадывается, что означает двусмысленное поведение военных.

— Я предлагаю… — Старый тесняк хмурится, в уголках его рта образуются жесткие складки. — Во-первых, устроить перед казармами демонстрацию по случаю нового летосчисления!

— А если они откроют огонь? — останавливает его чей-то голос, в котором угадывается не столько страх, сколько осмотрительность.

Георгий Токушев досадливо возражает:

— Они не посмеют! Кроме того, перед началом демонстрации я сам пойду и поговорю с полковником Гроздановым. Мы с ним незнакомы, но, я слышал, он человек хитрый, осторожный, так что вряд ли станет ссориться с коммунистами в такой момент.

Джундов, Каменов, Спасов — все противятся этому:

— А вдруг они объявят тебя заложником?

Старый тесняк усмехается: ему приятно, что о нем так беспокоятся.

— Не бойтесь, ничего со мной не случится… Время работает на нас!

— Что верно, то верно, — вступает Кузман. — Но это вопрос престижа. С какой стати ты должен идти к нему? Пусть он сам идет к представителю народной власти!

— Что ты предлагаешь?

— Мы попросим его пожаловать сюда! Ничего, что они не берут трубку, мы как-нибудь передадим наше предложение — курьеры, слава богу, найдутся!

— А если он откажется?

— Так ведь время работает на нас! Лишний раз проверим, так ли оно на самом деле. И не следует упускать из виду самое главное.

— Что ты имеешь в виду?

— Советские войска! Они могут появиться здесь в любой момент!

Георгий Токушев опускается в кресло бывшего начальника Областного управления и, подумав, неторопливо поворачивается к Николаю — похоже, он уже выбрал себе курьера.

Заседание продолжается. Обсуждаются все новые и новые вопросы — множество проблем ждет срочного решения. Однако Николай уже ничего не слышит и не видит, так он взволнован, что волею судьбы оказался в вихре событий, мало сказать, в вихре — в его огненном кольце.

* * *

Предложение Кузмана представляется весьма дельным и единодушно принимается на совместном заседании комитетов: к полковнику Грозданову отправятся трое — Николай, Елена и Виктор. Обязанности парламентера возлагаются на Николая, он выступит от имени Отечественного фронта, встретится с командиром полка и доставит официальный или неофициальный ответ «хитрецов в мундирах», а Елена с Виктором будут поддерживать связь с ним. В соответствии с планом Кузмана решено действовать следующим образом: в ста метрах от полковых ворот на тротуаре перед ремесленным училищем стоит Виктор и следит за тем, что разыгрывается непосредственно у ворот, а у шлагбаума должна оставаться Елена, якобы невеста Николая; во двор, на территорию казарм, заходит лишь Николай. Если с ним что-либо случится, Елена подает сигнал Виктору, а Виктор