Доброволец / Как я провел лето - Александр Васильевич Архипов

Сочинение «Как я провёл лето» за два сорокапятиминутных урока успели написать двадцать четыре ученика. И только четверо ребят забрали неоконченные работы на выходные домой. У Кости Толкачёва на каждую пойманную рыбину ушло по две страницы сочинения. А ещё же нужно было объяснить, как правильно вяжется «двойной беседочный узел».

Вот и считайте… У Васьки Кирьянова, пока он перечислил всех бабкиных питомцев в деревне с их кличками и прозвищами, закончилась первая тетрадь. Танюша Дмитриева подробно описала новые элементы своей программы вольных упражнений. А потом, посмотрев на круглую коленку учительницы, поделилась с Зоей Петровной своей спортивной диетой.

Ну и Сёма Глухов… свою работу сдал в понедельник. Только вот зачем-то вопросительный знак поставил в конце названия темы сочинения. И получилось у него так: «КАК Я ПРОВЁЛ ЛЕТО?»

* * *

Первый понедельник нового учебного года благополучно закончился. Практически все учебные помещения опустели. Только дежурные по классам с лицами обречённых каторжан лениво поднимали стулья на столы и вяло возили сухими губками по исписанным доскам. Освобождённые последним звонком школяры шумно разбегались по домам, спортивным секциям, творческим студиям и чужим подъездам. «Разбегался» и преподавательский состав, унося по домам детские летние сувениры и чуть привядшие за последние три дня букетики цветов. Учительская опустела. Заглянув в неплотно закрытую дверь кабинета русского языка и литературы, учитель биологии Валентина Ивановна окликнула свою молодую коллегу, сидящую за письменным столом:

– Зоечка, а ты чего? Пользуйся тем, что пока нагрузка маленькая, побежали домой.

– Немного задержусь, Валентина Ивановна. Мои в пятницу писали сочинение «Как я провёл лето». Двадцать четыре человека сдали свои работы после уроков, а четверо не успели. Я разрешила дописывать дома на выходных. Вот, сдали сегодня – хочу проверить, – подняв над головой четыре тетрадки, весело ответила Зоечка Петровна. – А дома у меня только кот!

– Ладно, не буду мешать. Коту привет! – приветливо махнула рукой биологичка и зацокала каблучками по пустому школьному коридору в сторону выхода.

Последней из школы (во всяком случае, она так думала, что последней) уходила директор Мытищинской средней школы № 8 Сысоева Вероника Ильинична. День сегодня не был перегружен событиями, но сюрпризы всё-таки были. И начались они с самого утра.

Кортеж из двух огромных, с тонированными стёклами машин перекрыл движение на пешеходном переходе возле школы, образовав пробку из детей школьного возраста. Из второй машины вышли ученики 2-го и 8-го классов, Боря и Миша Грицаевы, и в сопровождении двух телохранителей вошли на территорию школы. Из дежурившей возле школы машины ДПС решительным шагом представителя власти вышел сотрудник полиции и подошёл к водительской двери первой машины кортежа. Изобразив лицо «техасского» шерифа, младший сержант постучал полосатой палочкой по окну. Из первой машины вышли ещё два охранника, молча взяли сотрудника дорожно-постовой службы под мышки и отнесли его на противоположную сторону дороги. Где и продержали в подвешенном состоянии до возвращения первой пары телохранителей. Примечательно то, что второй сотрудник экипажа ДПС из служебной машины так и не вышел, заблокировав все двери машины с синей полосой на кузове.

Из окна своего кабинета всё это безобразие наблюдала директриса. Вероника Ильинична попыталась дозвониться до Грицаева Петра Аркадьевича, отца столь тщательно охраняемых мальчиков. Но «абонент был не абонент». С папой этих «круглых троечников» директор общеобразовательного учреждения уже не раз беседовала в прошлом учебном году и умоляла перевести «элитных пацанов» в более престижное учебное заведение, на что Пётр Аркадьевич упрямо сказал, подписывая чек на оплату оборудования для компьютерного класса:

– Я учился в простой школе и стал человеком. И мои парни будут учиться в простой.

Ближе к обеду поступил сигнал, что от преподавателя физической культуры решительно разит спиртным. До конца рабочего дня Вероника Ильинична тщетно пыталась найти и «понюхать» физрука. Появился он ей на глаза только после окончания последнего урока. Подтянутый, гладковыбритый, пышущий здоровым образом жизни и приличным одеколоном мужчина околопенсионного возраста. Игорь Анатольевич приветливо поздоровался и напомнил лидеру среднего образования, заглянув в свой еженедельник, что через неделю у них соревнования по плаванию, а бассейн ещё не арендован. А ещё попросил возглавить судейскую коллегию на ежегодном школьном конкурсе «Папа, мама и я – спортивная семья!». «Наговаривают на человека, таких нужно в пример…» – поняла директор школы, вычёркивая Игоря Анатольевича из «чёрного списка» в своей памяти.

Вероника Ильинична уже прошла по коридору кабинет русского языка и литературы, но еле приметный луч света, пробивающийся из-под двери, остановил её. «Нет, ну о какой тут экономии может идти речь? Предупреждала же! Ну, Ворошилова… Вот ушла, а свет…» – сердито подумала директор школы, резко потянув на себя дверь кабинета. В кабинете лицом к уже тёмному окну стояла преподаватель русского языка и литературы, классный руководитель 6-го «А» Ворошилова Зоя Петровна. Прямо к подоконнику окна был придвинут стол с зажжённой настольной лампой. А на столе лежала невысокая стопка тетрадей и цветные шариковые ручки. У Зои Петровны как-то странно подрагивали плечи, а в правой опущенной руке она держала открытой одну из тетрадок.

– Зоечка Петровна, – тихо, чтобы не испугать задумавшуюся коллегу, позвала Вероника Ильинична. – Я понимаю, у педагога рабочий день ненормированный, но и оплата за сверхурочные у нас пока, к сожалению, не предусмотрена.

Девушка вздрогнула, медленно повернулась лицом к директору школы и, как будто чего-то испугавшись, прикрыла лицо раскрытой тетрадкой. Но было поздно.

– Ты плачешь?! Зоечка, что случилось, дорогая моя? – искренне удивившись, спросила Вероника Ильинична. – Тебя кто-то обидел? Посмотри на меня… Посмотри, я сказала… Рассказывай! Рассказывай немедленно! – обнимая Зою Петровну за плечи, потребовала директор школы.

Но преподавателя русского языка и литературы остановить было трудно. А тут ещё пожалели… Слёзы размером с бусины на шее Вероники Ильиничны, смешиваясь с бюджетной косметикой, лились беспрерывным цветным потоком. Они щедро капали на стол, на лежащие на нём тетрадки, на новую дорогущую блузку директрисы и шипящую колбу настольной лампы.

– Фамилию мне! Зоя! Скажи мне только фамилию этого негодяя, – пыталась вести расследование «по горячим следам» Вероника Ильинична.

– Он не… Глухов… Семён Глухов… – сквозь непрозрачные слёзы прошептала Зоечка, терзая в руках мокрый носовой платок.

– И что… что сделал этот… этот паршивец? Немедленно мамашу его… Немедленно!

– Нет, не паршивец… он сочинение… Он сочинение написал, – тряся открытой тетрадкой, всхлипывала, подвывая, как болотная выпь на заброшенном кладбище, Зоя Петровна.

– Какое сочинение? Ничего не понимаю. Зоя! Приди в себя, дорогая. Что написал этот… безотцовщина? Какую-то гадость? Матом? Боже мой… я всё поняла.