«Вагнер» - кровавый ринг - Лев Владимирович Трапезников

позиции по вопросам связи, и бывало так, что видит меня если около «Урала», то обязательно ко мне подойдет. Потом мы часто встречались на самой Ханкале, когда я к нему приходил менять аккумулятор к рации. На Ханкале мы бывали и по делам, так как нас в ночь иногда поднимали для разгрузки пришедших туда снарядов. Разгрузкой снарядов и их складированием там же на Ханкале занимался, разумеется, не только наш расчет, но и все ханкалинские бойцы, все разгружали грузовики, приходившие тогда туда. Этого связиста, кстати, я еще и потому запомнил, что собака у него была, и постоянно эта собака с ним ходила, или сидела возле него порой в помещении для связи. Огромный такой пес, покрытый черной шерстью, которая ближе к животу становилась темно-темно-рыжей.

— Немецкая овчарка, — пояснял мне связист, показывая на пса.

Разговаривая с этим связистом, я к тому же узнавал хоть какие-то новости… Например, о том, что министерских все больше прибывает в наш район дислокации, и наши готовятся им полностью сдавать свои позиции. По разговорам, которые велись по рации, также информация такая подтверждалась, и часто командир наш Якут оговаривался в том числе и насчет отвода старого нашего штурмового отряда с передовых позиций в тыл. Армейские подразделения, или как мы их называли «министерские», проходили по рации как «союзники». И если сначала в Зайцево их не всегда можно было увидеть, разве что только проходящую колонну армейскую в сторону Ханкалы мимо нас, то уже в середине мая 2023 года люди в зеленой камуфлированной форме начали все чаще попадаться даже в том месте в Зайцево, на том отшибе, где мы остановились. Кстати, выезды наши на позиции были регулярными.

Однако, если в своей первой книге «Вагнер» — в пламени войны» я описываю ситуации своей военной жизни в достаточно активных фазах, то здесь в работе с С-60 была больше однотипная рутина. Все выезды были похожи один в один друг на друга и мало чем отличались. Но, вспоминая те дни сейчас, могу сказать, что хоть одна промашка в те минуты на боевой операции, и эта маленькая промашка нам всем могла стоить жизни. Делали все организованно, а потому героизма не произошло и все остались живы. Однако, если вспомнить все это, то все же игра со смертью была на грани фола, хотя, верно, мы это и не замечали тогда.

Вот представь себе, читатель, что выезжает наш «Урал» из леса на открытку, в поле, разворачивается к лесу кабиной, мотор не глушится, разворачивается орудие к полю, устанавливается орудие по цели, и пошло — выстрел — подтверждение выстрела — ждем первого прилета украинской арты где-нибудь подальше от нас — затем начинаем бить из орудия — подача кассеты — кассета в магазин — выстрел, и так по кругу, пока минут через пять после первого нашего выстрела уже раздается разрыв украинского снаряда где-то там вдали… Еще стреляем и ждем, когда снаряд украинский разорвется к нам ближе (!), чтобы успеть поболее выкинуть по ним снарядов своих, поболее выстрелов сделать по позициям вэсэушников.

Сейчас думаю, что вот мы ждали второго разрыва, а ведь это настоящая игра в казино, игра со смертью, и этот факт нас тогда совершенно не беспокоил. А разорвись снаряд украинский метра на три или пять ближе к нам, и тогда могло быть все иначе для нас. Однако более десяти раз только за май наш расчет делал выезды на позиции. В это же время мы узнали, что рядом работает такой же расчет С-60 у министерских, мобилизованных. Но я с ними не хотел бы работать и сейчас не скажу здесь, почему так думаю… В мае же мы поменяли место дислокации, переселившись чуть ли не на метров пятьсот ближе к центру Зайцево. В общем-то на этой же улице и стояли, но там было спокойнее. Расположились в одном из брошенных домов.

Здесь Миша и Фокс заняли большую комнату, Токарь отдельную комнату для себя выбрал, и я тоже жил в отдельной комнате. Здесь была кухня с хорошей плитой, которую мы топили дровами или всяким барахлом, щепками, нагревая ее быстро. Почему такое решение командир наш Токарь принял — переселиться из подвала в дом? У меня есть соображения… Так или иначе, но работа нашей С-60 по позициям украинским была самими украинцами очень даже замечена, и потому, думается, ждали гостей к нам с той стороны… Рядом с нами, в следующем доме в сторону большого Зайцево, где основной массив домов и находился, стояли связисты и специалисты по беспилотникам, а с другой стороны — тоже бойцы, которые занимались чем-то подобным, тыловым, но необходимым.

У этих соседей была баня, хорошая баня, и они меня часто туда приглашали, а я своих уже приглашал. Помнится, раза четыре, а может быть, пять я туда мыться ходил, парился даже веником. «Вот война пошла», — размышлял я обо всем этом и понимал умом, что все идет у нас к завершению… Токарь тоже это понимал, и мы с ним об этом раза три разговаривали даже, полагая, что скоро будем готовить С-60 к сдаче… а у нас водяного насоса нет, так как мы его на базе сбросили. Кстати, возможно, что Токаря предупреждали о смене дислокации расчета, так как в эти майские дни как раз произошло ЧП — украинская ДРГ зашла в Зайцево, но зашли они там, где были основные постройки, и их выявил совершенно случайно один из известных медиков-командиров, о чем я здесь напишу далее на страницах своей книги…

«Урал» нам пришлось переставить в другое место, замаскировав его ветками… Мы его поставили в заросшем саду, и теперь, когда мы дежурили в кабине «Урала», через деревья могли наблюдать поле и как за край поля закатывается солнце — там восток, Большая Россия.

В один из очередных выездов, когда мы уже ушли с позиции и ехали по лесной дороге «домой», наш «Урал» неожиданно для всех встал как вкопанный на этой же лесной дороге. Встал и все, и что бы ни делал Миша, ничего не помогало. Советское прошлое в лице «Урала» не желало реанимироваться.

— Он встал, все с ним, вызывайте кого-нибудь, пусть тащат! — высказал наконец-то свой вердикт Михаил по поводу «Урала».

Передали о ЧП по рации. Начали ждать, и благо, что под кронами деревьев были в общем-то. Однако уже через полчаса с той стороны, откуда мы приехали, то есть со стороны нашей позиции «Кабан», по этой же лесной дороге