В огне повенчанные - Иван Георгиевич Лазутин

– Товарищ генерал, лейтенант Белецкий прибыл по вашему приказанию!

– Садитесь. Будете переводить. Ночью взяли «языка». Офицер. – И, повернувшись к подполковнику Лютову, кивнул ему: – Введите.

Пленного конвоировал Богров-старший. Его Веригин узнал сразу же, увидев из-за плеча вошедшего в отсек немецкого обер-лейтенанта пышные, с заметной проседью усы пожилого ополченца. Глаза у пленного были завязаны грязной солдатской обмоткой. Руки за спиной скручены сыромятным чересседельником.

– Снимите повязку! – приказал генерал Богрову.

Николай Егорович поставил винтовку в угол отсека и размотал обмотку на голове пленного.

Обер-лейтенант был чуть выше среднего роста, голубоглазый, со впалыми щеками и четкими линиями подбородка, над которым изогнулись в улыбке-гримасе губы. «Классический образец нордической расы, как ее описывали в своих трудах немецкие ученые», – подумал Веригин, окинув взглядом пленного.

Увидев перед собой генерала, обер-лейтенант расправил плечи и вскинул голову.

– Фамилия?

Переводчик, сидя у краешка стола, почти синхронно переводил вопросы генерала и ответы пленного.

Допрос пленного протоколировал подполковник Лютов.

– Франц Гальдер, обер-лейтенант отдельного саперного батальона мотомеханизированного корпуса четвертой полевой армии, – перевел Белецкий ответ пленного офицера.

– Кто командует вашим корпусом?

– Этого я вам не скажу, господин генерал.

– Почему?

– Не имею права.

– Почему же вы тогда назвали часть, корпус и армию, в которой сражались?

– Все это записано в моей офицерской книжке, которую у меня отобрали ваши солдаты.

Подполковник Лютов положил на стол перед генералом удостоверение обер-лейтенанта.

– С каким заданием вы перешли Днепр и почему очутились под мостом?

– Думаю, и без моих показаний вам все ясно: ваши солдаты взяли у нас целый арсенал пиротехнических инструментов.

– Хотели взорвать мост? – спросил генерал и заметил, как после перевода этого вопроса губы пленного дрогнули в насмешливой улыбке.

– Наоборот. Мы хотели спасти мост.

– Нам мост тоже очень нужен, но мы его все-таки взорвем, когда придет час.

– С этим часом вы опоздали, господин генерал. Он пробил несколько дней назад.

– Вас сюда привели отвечать на вопросы, обер-лейтенант, а не оценивать обстановку, – сдерживая гнев, внешне спокойно проговорил генерал.

В отсек командного пункта вошли начальник штаба и комиссар Синявин. Не мешая ведению допроса, они бочком прошли в свободный угол и сели на длинной лавке, тянувшейся вдоль стены.

Генерал раскрыл удостоверение личности пленного и, остановив на нем взгляд, спросил:

– Где располагается штаб вашего корпуса?

Обер-лейтенант молчал, словно не расслышав вопроса.

Переводчик повторил вопрос. Пленный молчал.

– Вы не знаете, где располагается штаб вашего корпуса?

– Я знаю, где располагается штаб моего корпуса. Но я не скажу об этом, господин генерал.

– Почему?

– Я принимал присягу на верное служение фюреру.

– Кто давал вам задание обрезать электропроводку под мостом? – Задав этот вопрос, генерал был почти уверен, что от этого арийского фанатика он ничего не добьется и только понапрасну тратит время.

– В нашей армии, как и в русской армии, господин генерал, нижестоящий офицер получает приказание вышестоящего.

Генерал прошелся вдоль стола. Пальцы его рук, сомкнутых за спиной, хрустнули. «И откуда?.. Откуда этот гонор?! Ведь в плену, жизнь висит на волоске, а ведет себя… Наглец!..»

– Вы так ничего и не скажете нам об оперативных планах и задачах вашего корпуса?

Пленный оживился. В глазах его засветился воинственный блеск.

– Задача нашего корпуса на сегодня: смять и уничтожить на левом берегу Днепра московскую добровольческую дивизию, которая носит имя. Сталина.

– Вам и об этом известно?

– Наша военная разведка, господин генерал, за годы войны приобрела кое-какой опыт.

– Какая же задача у вашего корпуса будет завтра? – стараясь быть как можно спокойнее, спросил Веригин и дал знак Лютову, чтобы этот его вопрос и ответ на него он обязательно записал.

– Москва! – словно давно ожидая этого главного вопроса, чеканно ответил обер-лейтенант. – На четыре машины транспортной роты… – Пленный сделал паузу и посмотрел в сторону переводчика: – Запишите, пожалуйста, это уже точная цифра: на четыре машины транспортной роты уже погружены дорожные стрелки-указатели с надписью «На Москву».

Генерал достал из портсигара папиросу, неторопливо размял ее дрожащими пальцами и долго смотрел на обер-лейтенанта.

– Какой вы представляете себе свою дальнейшую участь?

– Я ее представляю такой, какой она если не сегодня, то завтра будет у вас, господин генерал, и у вас, господа офицеры. – Обер-лейтенант обвел взглядом сидящих в отсеке командиров и остановил его на Богрове. – А ты, солдат, вместе со своим напарником, руками которого можно гнуть подковы, лишил меня рыцарского креста, обещанного мне за спасение моста. Я постараюсь запомнить твое лицо, мы ведь поменяемся ролями.

Богров кашлянул в кулак и вытянулся по стойке «смирно»:

– Товарищ генерал, разрешите ответить пленному? На его родном языке… Я вас не подведу.

Взгляды всех, кто находился в отсеке, метнулись к двери, у которой стоял Богров.

– Давайте. – Генерал кивнул головой.

Глядя на обер-лейтенанта, повернувшегося в его сторону, Богров на немецком языке отчеканил:

– Господин обер-лейтенант, когда вы говорили о боевых задачах своего корпуса и упомянули Москву, для которой уже заготовили четыре транспортные машины с дорожными указателями, я, грешным делом, вспомнил старую русскую пословицу… – Переходя с немецкой речи на русскую, Богров обратился к Веригину: – Разрешите, товарищ генерал?

Генерал удивился, услышав немецкую речь из уст бойца-ополченца, кивнул в сторону переводчика:

– Переведите!

Белецкий перевел слова Богрова на русский язык.

– Разрешите, товарищ генерал, я переведу этому фрицу на его язык старинную русскую пословицу? – попросил Богров.

Генерал одобрительно кивнул головой.

Немецкая фраза, с расстановкой произнесенная Богровым, словно обожгла пленного. Он стоял, пожимая плечами, и сконфуженно смотрел то на Богрова, то на генерала.

– Что такое вы ему сказали – его всего аж передернуло?

– Я перевел ему на немецкий язык нашу старую пословицу про курочку, которая еще не снесла яичко, а хозяин этой курочки уже ставит на огонь сковородку, чтобы пожарить яичницу. Хотя по-ихнему получилось и не в рифму, зато по существу – то же самое.

Веригин рассмеялся.

– Господин генерал, – несколько оправившись от конфуза, произнес обер-лейтенант. – По ассоциации с русской пословицей, которую только что перевел мне на немецкий язык этот солдат, мой ответ будет адресован вам, господа офицеры. – Обер-лейтенант окинул взглядом сидящих.

– Только короче! – обрезал пленного Веригин.

– Услышав вашу русскую пословицу, я вспомнил русскую национальную игрушку. Ее называют «матрешка».

– При чем здесь матрешка? – с заметным раздражением спросил Веригин.

– Попытайтесь представить меня, пленного офицера, самой последней, самой маленькой матрешкой в утробе предпоследней матрешки. А эта предпоследняя матрешка, то есть вы и вся ваша дивизия, находится в утробе третьей, более крупной матрешки… И тоже условно назовем ее своим именем… – Обер-лейтенант замолк, в уме подбирая слова. Было видно, что он пытался точнее охарактеризовать то положение, в