Ангелы Суджи - Владимир Дмитриевич Пронский

Сергей так накрутил себя мыслями, что не мог понять, что происходит с людьми, почему или отчего они становятся столь подлыми, что ими движет в такие минуты, что двигало снайпером, прекрасно видевшим, в кого он стреляет. Или ответ у них был наготове, на сто восемьдесят градусом перевёрнутый: «Мол, москали женщину не пощадили, как только могли, голимые звери!». А что, и такой вариант возможен, хотя их бесконечное враньё давно известно всему миру, и чем чаще они врут, а врут они всегда, тем сильнее отталкивают от себя тех, в ком ещё осталась совесть. В общем, думай не думай, рассуждай не рассуждай, а исправить их может только сила.

После первого обстрела через час последовал второй. Низко дроны летать почти перестали, зато в вышине зоркие бойцы имели возможность лицезреть несколько «птичек», правда, с большого расстояния было не понять чьи они: свои или вражеские. Обстрел продолжался двадцать минут, а когда разрывы утихли, и бойцы в окопах начали отряхиваться от земли, поступили сообщения от наблюдателей, что со стороны лесопосадки под прикрытием миномётного огня началось движение личного состава противника. И сразу же от Харука последовала команда: «К бою! Занять исходные позиции!». Были также переданы координаты наступающих, и через три минуты по ним открыли беглый огонь артиллеристы, и стало не понять, где чьи разрывы, когда начали лупить и по лесопосадке, то вообще всё смешалось в один большой дымный клубок, растекавшийся в стороны, создавая дымовую завесу для наступающих и обороняющихся. Когда обстрел со стороны противника прекратился, некоторые нацисты проникли к позициям оборонявшихся метров на сто пятьдесят, и Земляков с Жуликовым одновременно увидели их.

‒ Мой какой? ‒ спросил Жуликов.

‒ Ты слева от меня стоишь, значит, твой левый, давно бы это надо знать! Стреляй, чего смотришь!

Жуликов стрельнул раз, другой в согнувшуюся фигурку, бежавшую на их позицию, но не попал, и Сергей срезал «жуликовского» нациста короткой очередью, а после и «своего» завалил.

‒ Вот это класс! ‒ отозвался Жуликов вроде просто, но получилось театрально.

‒ Не болтай! Новые появились!

На этот раз Жуликов не промахнулся, да и Земляков не отстал.

Только они распалились, невольно прислушиваясь к звучавшим выстрелам, слившимся в единую трескотню, как ветер отнёс дым от разрывов снарядов и они увидели бежавших в сторону своей лесополосы противников ‒ тех, кому из них удалось спастись при этой атаке. Им стреляли вслед, но более потехи ради, и одного всё-таки ранили. К нему подбежал другой, по двоим сразу открыли огонь из нескольких стволов, и оба они завалились на непаханую луговину.

Это тоже не обошло внимание Землякова и он подумал: «Вот в этом случае, если по-человечески, надо было бы отпустить их, но нет ‒ положили! ‒ и он не мог своё сожаление никому высказать, заранее зная ответ: ‒ Тогда бы и меня самого не пощадили, всех собак навешали! Так что знай и помни, Земляков, ‒ сказал он себе, ‒ о чём и когда можно говорить, а когда надо держать язык за зубами. Вспомни себя и сразу по-другому заговоришь. И не вправе ты осуждать других, если тебя никто не осуждает, тем более, когда сегодня у всех на глазах разыгралась трагедия с украинской женщиной».

До вечера нацисты ещё дважды ходили в атаки, но всякий раз они были одна слабее другой, и их успешно отбивали, чем невольно россияне поднимали себе дух, тем более что раненых почти не было, а двухсотых ‒ тьфу-тьфу-тьфу ‒ и вовсе ни одного. Так что на памяти Землякова это был один из самых успешных дней в его в общем-то недолгой фронтовой службе. А то, что будет завтра, завтра и станет известно. И здесь надо жить одним днём, ибо нет ничего глупей о чём-то загадывать. «Будет день, ‒ как говорили древние, ‒ и будет пища!».

43

Взвод, в какой недавно назначили Александра Харука командиром, считалась невезучим у лейтенантов. Постоянно с ними какие-то приключения происходили, до самых печальных включительно. До Харука командиром считался лейтенант Зимин, но у него то ранение, то пневмония, а недавно и вовсе, как говорится, на ровном месте упал и сломал руку. И это череда, видимо, надоела командованию полка, и на место Зимина прислали Харука ‒ прошлогоднего выпускника общевойскового училища. Родом Харук был из Сибири, где в Красноярске у него остались мать с отцом, сам он по молодости был неженатым, о женитьбе пока не думал, был у него ещё дед по линии отца, отговаривавший его три года назад, тогдашнего первокурсника, от учёбы в военном училище, когда началась Специальная военная операция. Деда он тогда не послушал, остался при своём мнении, чем вызвал его недовольство. Отец же отреагировал нейтрально: «Поступил ‒ учись. Надо было раньше думать!».

И вот он отучился, получив лейтенантские погоны, и в августе того же года был ранен в руку при защите Малой Локни, успешно пролечился, побывал в санатории, и осенью вернулся в свою часть, месяц отслужил при штабе, имея ограничение к службе по ранению, а после месяца его вернули в штурмовую роту, где он проявил себя, несмотря на молодость, толковым офицером. В операцию «Поток» он не попал из-за того же недавнего ранения, зато отличился в боях на Сумском направлении. А тут и новое назначение обозначилось, когда стало понятно, что в штурмовом взводе, где по сути командуют один сержант, а второго будто и нет, хотя так и должно быть, если один считается комзвода, а второй командиром отделения, хотя и старательные оба, даже толковые, особенно старший сержант Силантьев, отличавшийся повадками прирождённого воина, но с дисциплиной во взводе всё-таки были и есть проблемы. Особенно это было заметно в походе по трубе, когда сержант Силантьев, по сути, в одиночку командовал своей группой, а нынешний сержант Громов был рядовым. Хотя всё тогда обошлось без жёстких эксцессов, но кое-какие эпизоды, видимо, остались в чьей-то памяти. Взять того же «Спутника». Крепкий командир, как воин ‒ ещё крепче, но и он что-то мог запомнить и выдать, при случае, некие рекомендации. И это в общем-то правильно: нельзя же часто быть слишком мягким и покладистым, иногда ради общего дело необходимо и настоять в принятии серьёзных решений, а попросту ‒ быть гибким в тактике и твёрдым в стратегии. Но где сейчас находился «Спутник», никто не знал, а спрашивать не решались, да и если спросишь ‒