Вся правда о войне. Причины. Итоги. Потери - Александр Павлович Русаков

когда наши войска вели там активные боевые действия, побывало в общей сложности 11—12 миллионов советских военнослужащих, то в абсолютном выражении всего их могло набраться 100—200 тысяч и более, не считая, разумеется, тех, кто попал за границу в качестве военнопленных. Никакой достоверной конкретной информации о числе таких лиц у автора нет, поэтому оно оценивается здесь весьма приблизительно.

Считается, что всего в так называемой второй волне эмиграции было около полумиллиона бывших советских граждан, причем большинство из них составляли лица «западных» национальностей СССР, то есть украинцы, литовцы, латыши, эстонцы, молдаване, немцы, поляки, финны и т.д. Так, А. Пронин приводит данные о том, что среди них этнических русских было только 7 % [213]. Также считается, что это были в основном наши военнопленные или гражданские лица, угнанные на работу в Германию.

Однако в этих представлениях и подсчетах можно серьезно усомниться, зная, насколько были заметным явлением на Западе представители отечественной «второй волны» эмиграции, в том числе русские по своему этническому происхождению, а также имея основания полагать, что далеко не все из них осели на Западе и желали себя обнаруживать либо тем более афишировать. Кроме того, в большинстве случаев они вряд ли могли поддерживать активные контакты с представителями предшествующих поколений русских эмигрантов, которые были своего рода российской эмигрантской базой, так как выросли уже в советских условиях и были им чужды по социальному происхождению, воспитанию и культуре.

Большинство из них, как отмечено, вообще не были заинтересованы в том, чтобы быть заметными, поскольку в отличие от предшествующих поколений эмигрантов за ними чаще всего тянулось неблаговидное даже по антисоветским меркам прошлое, например сотрудничество с общим врагом, мародерство на занятых советскими войсками территориях, уголовно наказуемое насилие в отношении жителей этих стран, тяжкие общеуголовные преступления, совершенные ранее, и т.д. Но и у тех лиц, которые подобного прошлого все же не имели, были серьезные основания опасаться выдачи в СССР и суда за дезертирство или измену Родине, особенно в первые годы, а в странах «народной демократии» и в дальнейшем. Да и вряд ли большинство из них на Западе могли рассматривать как «пострадавших от большевизма» лиц, в качестве которых можно было не опасаться за свою судьбу и получать какие-то льготы и преимущества. Тем более что в конце войны США, Великобритания, Франция, Канада и почти все другие европейские и многие неевропейские страны были или стали союзниками СССР. Определенные союзнические отношения с нашей страной и обязательства перед ней сохранялись у них и в первые годы после войны, а у многих стран и позднее. Кроме того, совсем не обязательно, что эти лица выехали в США, Великобританию, Францию, Канаду, страны Бенилюкса, которые у нас обычно в первую очередь ассоциируются с понятием «страны Запада». Они могли оказаться и в Южной Америке, Австралии, Германии, Италии, Австрии, Болгарии, Югославии, Румынии, Венгрии, Чехословакии, Польше, Финляндии, Швеции, Норвегии, Турции и многих других странах мира. Многие из них при таких обстоятельствах не только не имели интереса афишировать себя как бывших советских граждан или как русских, но и вполне могли преднамеренно скрывать свое происхождение, менять свои имена, подделывать документы либо прятаться от учета и контроля.

Очевидно, что собрать достоверную, полную, конкретную информацию о всех таких лицах не представляется возможным, а значит, и сделать исчерпывающий и вполне обоснованный их подсчет. Но это не означает, что таких лиц вообще не было. Поэтому их следует исключить из числа демографических потерь наших вооруженных сил в годы войны хотя бы оценочным образом. Всего таких лиц могло быть, как представляется, около 500 тыс., из которых более 300 тыс. были военнопленными, а до 200 тыс. либо даже более – дезертирами, перебежчиками или лицами, выбывшими из воинских частей, находившихся за рубежом, при иных обстоятельствах. Последние могли считаться погибшими или пропавшими без вести, но реально были живыми, оставшись после войны в других странах. И это было не случайно, так как советским властям в идеологическом, как минимум, отношении было невыгодно признавать такое довольно большое число беглецов и невозвращенцев. Гораздо больше идеологических дивидендов они зарабатывали, признавая их погибшими в фашистском плену и в боях. В дальнейшем подобного рода воззрения стали стереотипными.

Во-вторых, во время столь длительной, масштабной войны, которая проходила с переменным успехом, могли быть большие ошибки в подсчете потерь, выражающиеся в двойном или даже многократном учете, о чем уже неоднократно говорилось в этой работе. Тем не менее есть необходимость сказанное обобщить, уточнить и дополнить. Рассматривая это обстоятельство, можно согласиться с В. Литвиненко, который пишет, что «… в книге “Гриф секретности снят” сделана оговорка: при определении боевых потерь невозможно полностью исключить случаи двойного счета. По данным статьи “Мертвые души Великой Отечественной” (“НГ”, 22.06.99), историко-архивным поисковым центром “Судьба” ассоциации “Военные мемориалы” установлено, что за счет двойного и даже тройного учета число погибших воинов 43-й и 2-й Ударных армий в исследованных центром боях было завышено на 10—12 %. Поскольку эти цифры относятся к периоду, когда учет потерь в Красной Армии был недостаточно тщателен, то можно предположить, что в целом по войне за счет двойного учета число погибших красноармейцев завышено примерно на 5—7 %, т.е. на 0,2—0,4 млн чел.» [214].

Не приходится сомневаться, что в первые месяцы боев учет наших потерь был налажен плохо, о судьбе большого числа наших военнослужащих и вовсе не было конкретных сведений. Это было обусловлено прежде всего быстрым отступлением советских войск и нередким попаданием в кольцо окружений большого количества наших воинских частей и целых армий, а также утратой и уничтожением многих учетных и иных документов. Из этого, кстати, некоторые авторы делают выводы о том, что, мол, многие из потерь вообще не были учтены. Для пущей убедительности такие деятели еще и процитируют высказывания Сталина, в которых он тогда сильно принижал число наших потерь. Хотя, казалось бы, не только «козе», но и «ежу понятно», что истинное их число, тем более совокупное и полное, было в то время тайной, а сообщения о потерях могли распространяться только в пропагандистских целях, а не для информирования населения страны, мировой общественности или тем более потомков о их подлинном количестве. Тем не менее в дальнейшем, рано или поздно, этих выбывших военнослужащих, которые поначалу могли и не учитываться как потери, все равно неизбежно приходилось исключать из списков личного состава. Таким образом, эти потери в конечном итоге не могли быть не учтены в принципе. Другое дело, в качестве каких категорий они исключались из списков, и где