Воины-интернационалисты из Беларуси в гражданской войне в Анголе 1975-1992 - Александра Владимировна Кузнецова-Тимонова

давайте в 4 часа утра. Я удивился, почему так рано? Но согласился: в четыре, так в четыре. И как ввалили мы залп из всех орудий: и БМ-21, и Д-30, и танков! Потом пошли утром в наступление. Берем пленного. И от него узнали, что только батальон противника построили, как начался наш обстрел, и убитые остались, и раненые. То есть, со временем как раз угадали!

Обстрелы продолжались каждый день. Потом подключилась авиация, нас начали бомбить самолеты. У меня отмечено: 24 сентября – бомбили «миражи». Так к боям на стороне противника снова подключились юаровцы. Им за один вылет давали по нескольку тысяч долларов, чуть ли не тридцать тысяч. Дальше – опять каждый день бои. 1 октября – снова авианалет. 3 октября – бой, обстрел. Тогда же нам дали команду возвращаться обратно.

Дальше… Мы начали отступать – или не отступать, а двигаться другим путем в обратном направлении, поскольку нам дали приказ вернуться на исходную позицию. Потому что юаровцы начали прямую интервенцию, ввели свои войска. Хорошо, что советник в штабе был уже не тот, с которым операция планировалась. И снова – каждый день нас обстреливали. Теперь уже противник нас догонял. У нас прикрытие было.

Они использовали против нас управляемые беспилотные самолеты-разведчики, на которых телекамеры установлены. Наши колонны двигались, отступали боевым порядком, и эти самолеты все это фиксировали, сведения через спутник получал противник – и направлял туда авиацию. Когда этот самолет-разведчик появился возле нашей бригады – а его слышно, он летит примерно на высоте до трех километров, тихий-тихий шум доносится, ну, и видно, что летит что-то такое – один наш стрелок навел орудие, и его сбили. Сколько радости было! Бомбежки после этого продолжались, но таких потерь у нас больше не было, поскольку противник не мог уже так точно наводить. Пройдут «миражи», отклонятся метров на триста в сторону, набросают бомб, да еще замедленного действия, и они взрывались постепенно – сначала одни, через двадцать минут следующие, через полчаса, и так они рвутся, рвутся, но к счастью, в основном в стороне. А самолет же низко летит, и вот он пролетел, он уже метров за пятьсот, а бомбы только-только начинают рваться.

У меня сохранилась тактическая карта, которую я брал с собой на операцию. Там отмечены все населенные пункты, через которые мы проходили, где приходилось принимать бой. Противник постоянно находился у истоков реки Шамбинги. До Мавинги оставалось чуть ли не пятнадцать километров, когда мы повернули обратно. Ломба, Кунжамба – отмечены места боев, тут я вел огни по противнику из артиллерии. Во время одного из обстрелов переводчик, Саня Москвичев, спас мне жизнь… Вот, отмечено – на возвышенности Випосо. Нас начали обстреливать из минометов, а мина – она шелестит вверху, если летит и опускается рядом. Он шелест услышал, а я нет. А я в это время сидел на БТРе.

Он схватил меня за руку и сбросил с БТРа, и тут же рядом легла мина, и все, что на БТРе было, все было посечено. Если бы не Саня, в живых бы я не остался.

Дальше. Нам нужно было переправиться через Шамбингу, чтобы вернуться на исходные позиции. И вот – болото, переправиться нельзя, техника не пройдет. Сосредоточились две бригады, то есть наша тактическая группа и еще одна бригада, я, к сожалению, не помню номер[211]. Обходить с востока было нельзя это болото, потому что мы фактически были в окружении, противник прорвался уже к северо-востоку от нас. Мы взяли пленного, унитовца в чине старшего лейтенанта. И он показал нам, где противника нет, можно выходить. Это было днем, в обед, техника стоит, рядом горит танк – в него попал кумулятивный снаряд, который на мину похож, прямо в корму, а там ведь сорок боеприпасов в этом танке… Там был старший советник другой бригады, русский, мы советовались с ним, как быть. Я говорю: надо уходить, танк сейчас рванет. А он ходит спокойно, как я не знаю кто, это русский характер, ему все равно, что смертельная опасность, что бой идет, он работает, занимается своим делом! Начали мы выходить к переправе, обошли благополучно, противника не встретили.

Дошли до Шамбинги – вот, отмечено, что тут была плотина через эту реку, которая тянулась примерно с километр. Мы подошли к реке к вечеру. Сосредоточились на берегу для переправы. И тоже… Прямо на плотине сломались две машины. Я говорю: возьмите, столкните их танком, ведь сколько скопилось на переправе техники, людей, обстрел каждую минуту начаться может! Мне в ответ: да как можно, техника у нас дорогая! И представляете: целую ночь мы простояли возле этой плотины, возле нашей переправы! Утром их как-то убрали, наконец, то ли стащили, то ли как-то еще. Стали переправляться – начался обстрел! До сих пор не понимаю, как можно было противнику тогда так промазать! Я ведь сам артиллерист! Нас обстреливали из тяжелых орудий, и четыре разрыва перелет – четыре разрыва недолет, перелет – недолет, и так бесконечно! По таблицам стрельбы, снаряд из тяжелого орудия дает отклонение до ста метров – такой может быть разброс. Если они были неверно наведены, то ведь достаточно было одному снаряду отклониться, чтобы попасть в плотину, и мы были бы заперты в этом кольце, не смогли бы выйти… Там болото – а тут противник, и все. Переправа наша продолжалась часа три, и все время рвались снаряды, и все время недолет – перелет, и ни один не попал! Это было просто чудо, какое-то везение…

Потом, когда мы уже перешли реку, соединились с другой бригадой, я сел в БТР, приехал в Куито-Куанавале, на командный пункт, где находилось наше «управление», меня там когда увидели товарищи – не узнали, похудевший был, замученный… Там я узнал, что мне пора ехать домой. Это было 18 ноября 1987 года.

Как мы возвращались назад – это, конечно, такое было в жизни, что трудно рассказать. Мне уже приехала замена, а я был еще на боевых порядках. Лишний месяц пробыл в зоне боевых действий, пока мы возвращались на исходные позиции, с чего начинали операцию. Из Куито-Куанавале в Менонге нас доставили вертолетом. А пилоты ангольские – они ведь были неопытные, и летать еще не умели. Наши, русские, пилоты как делали? Летели над самыми верхушками деревьев, чтобы «Стингером» или «Стрелой» нельзя было зацепить, на самой малой высоте. А эти поднимались выше, и сбить их было – как нечего делать! И вот так мы летели эти двести километров… Они и ракеты с вертолетов пускали, «тепловые ловушки»…

20 ноября прилетел я в Менонге, на аэродром, и как раз в это время