Воины-интернационалисты из Беларуси в гражданской войне в Анголе 1975-1992 - Александра Владимировна Кузнецова-Тимонова

Еще в Куито нам разрешали выписать десять банок пива по «Совиспано». Точнее, если напишешь заявку на двадцать банок, то десять банок до тебя дойдет. Когда обстрел, напряжение ведь дикое, банку пива выпьешь – легче.

Никак особо командировка на карьере моей не отразилась, да и служить оставалось недолго. Сначала я попал в Слоним, на должность, равнозначную той, с которой уехал в Африку. Но в Слониме не было ни квартиры, ничего, да и что такое Слоним? Райцентр. А в Бресте была квартира. И я вернулся на низшую должность, на майорскую, чтобы переехать снова в Брест, начальником штаба дивизиона. С этой должности я уволился на пенсию.

Никаких интервью я раньше не давал, публикаций тоже не было. Занимаюсь сейчас в основном дачей.

Жена, Лидия Александровна. Когда он туда поехал, ему было сорок три года. Конечно, было страшно. Я помню, каким он оттуда вернулся. Приехал в отпуск… Встанет среди ночи, бутылку хвать и из горла пьет. Я вскакиваю, смотрю на это страшными глазами, а он мне: Лида, не волнуйся, мне только бы живым вернуться.

Конечно, и им было страшно там, и нам было страшно ждать. Но все равно – исполняли свой офицерский долг. Нас в Советском Союзе так воспитывали: сначала Родина, а потом уже думай о себе. Пока он был там, в окружении, полгода не было писем. Я звонила в 10-е управление, а мне там отвечали: если вы деньги получаете, значит, он жив. И так полгода. Говорят, что жены не воевали… Я не знала, что такое церковь, пока он не поехал в Анголу. Как только он поехал, мы в первую очередь пошли с дочкой в церковь и поставили свечки, спросили еще, где за здравие ставить, и поставили. Вот так мы провели эти два года.

А если рассказать, как он приехал насовсем… Приехал он в Москву, дал телеграмму. Мы должны были встречать его в Москве, у него там брат, полковник, под Москвой живет, километрах в ста, преподаватель курсов ПВО. Мы приехали туда с дочкой, ждем, она не спит, я не сплю, в час ночи она подхватывается: «Мама, едем!» Мы сорвались и поехали в Москву. Утром приходим в 10-е управление, нам говорят: был, кровь на СПИД сдал и ушел. Где он сейчас – кто его знает? Понимаете, как это было? Одним друзьям звоним, другим звоним – нет, не был, не появлялся. Что делать? Собираемся, едем обратно к его брату. Приезжаем и видим: Петя лежит трупом, трупом, понимаете? Веса, наверное, сорок килограммов, симптомы дизентерии, не поднимается, есть не может, все наружу… Что делать? Мы возвращаемся с дочкой в 10-е управление, я к их «направленцу», говорю: был? Был, отвечают. Я снова: а вы видели, какой он был, почти без сознания? Как вы могли в таком состоянии его отпустить?! Вы же кровь на анализ брали?! Распоряжайтесь, чтобы туда прислали «скорую помощь» из военного госпиталя и забрали его! Мне говорят, что, мол, уходите. Я закричала: никуда не уйду! Муж два года под пулями ходил, живой вернулся, и вы его здесь хотите закопать?! Я сама вас всех закопаю! Пойду с дочерью к Горбачеву, и прорвусь, и мы вдвоем все расскажем, только вы тогда держитесь! В итоге они еще потянули время. Потом отправили меня в госпиталь, нам там выписали бесплатно какой-то препарат индийский, мы приехали домой, Петя две таблетки выпил и встал на ноги. Понимаете, какое там было отношение к офицерам?! Люди шли на смерть в сорок лет, это ведь не в семьдесят, это половина жизни еще впереди! И вернулся – и как можно было отпустить, на ночь глядя, только взяв кровь на СПИД?! И это притом, что о СПИДе мы тогда только-только слышали, никто же не знал ничего об этом. Хорошо, что мы вдвоем с дочерью тогда приехали и стали требовать что-то, и действительно пошли бы к Горбачеву, хоть и не знаю, что бы из этого получилось. А так, может, Петя и не выкарабкался бы. Он ведь лежал, бедный, только и лежал, ни есть, ни пить не мог, кровать и туалет, и все…

– Петр Павлович, орденом Красной Звезды Вас наградили в Анголе, или сразу по возвращении, или еще позже, при каких обстоятельствах?

– Если бы было по-умному, мне должны были бы вручить его сразу по возвращении в Москву. В 10-м управлении… 10-е управление ведь было засекречено. Я когда в Москву приехал, перед командировкой, попытался узнать, где это управление находится, спросил у двоих, которые мне попались в Военторге, были какие-то два майора, так они на меня как набросились: как ты мог вслух сказать «10-е управление»?! Это же совсем секретная служба!

Так вот, уже там мне могли его вручить. Приказ-то давно был подписан. Три раза представляли к ордену, и вот один мне вручили, где остальные – не известно. Разве в орденах дело? Я честно воевал. Сразу, как приехал туда, как-то советник политотдела сразу обратил на меня внимание, понравился я ему чем-то: вот, говорит, офицер приехал толковый. Советник командующего округом меня тоже выделил, я сам удивился, за что так.

Меня еще посылали на конференцию в Луанду – была конференция советников из всех округов, чего они хотели этой конференцией добиться? Советник политотдела Генерального Штаба, генерал-майор, проводил эту конференцию, собрали всех в большом каком-то зале, и вот я тоже летал на эту конференцию из Куито-Куанавале как делегат. Это было, кажется, в июле 1987 года, перед операцией.

Как проводилась подготовка к операции – это страшно рассказать. В том смысле, что никакой военной тайны! Проводилось планирование, повесили карту, размером с большое окно, план составили. В итоге не только мы знали эту карту и этот план, но и противник, и даже бабы анголанские, наверное, знали, что планируется наступательная операция. До такой степени все делалось бестолково!

Как раз тогда на замену приехал новый главный военный советник Гусев, генерал-лейтенант, а генерал-лейтенант Кузъменко, который был до этого, улетел. Я задал тогда вопрос: вот планируется операция, а вы хоть думаете, чем она может закончиться? А советник начальника штаба, Рябченков такой, говорил такие вещи, например: будете наступать, а топливо и боеприпасы будете брать на захваченных базах УНИТА (смеется). Представляете: советник начальника штаба – и говорит такую глупость! В УНИТА за собой не оставляли ни капли бензина и ни единого патрона, у них сразу расстрел был за это! Даже