Непокоренные: Избранные произведения - Борис Леонтьевич Горбатов

— Посмотрим! — тихо произносит он и идет к машине, виднеющейся впереди.

Здесь штаб дивизии Дорошенко, и первый, кого встречает у машины Автономов, — Вася Селиванов.

Вася чем-то встревожен.

— Что случилось, Вася? — спрашивает Автономов.

— Дорошенко…

— Что Дорошенко?

— Он нашел своего сына.

— Нашел? Где же?

— В какой-то немецкой экспериментальной клинике, будь они прокляты!

— Ну и?..

— Он хочет похоронить его на славянской земле. Нам разрешили… Да заводи ты, черт!

Застучал мотор.

— Поехали! — крикнул Вася, вскакивая в машину.

…Медленно плывет по дороге автомобиль Дорошенко.

Полковник сидит рядом с Савкой Панченко и держит на руках мертвого сына.

Он сидит прямо и недвижимо. И лицо его словно окаменело.

А мимо него все проходят и проходят толпы освобожденных людей. Теперь они идут к Эльбе — путь на запад, открытый Красной Армией.

Идут французы…

Англичане…

Бельгийцы… Голландцы… Датчане…

Американские солдаты.

Бурлит людской водоворот на дороге.

Кричат на всех языках мира люди:

— Спасибо! Спасибо за свободу! — и подбрасывают шляпы в воздух.

И на фоне этого ликующего человечества, на крупных планах Дорошенко с ребенком на руках, на фоне военной дороги и послевоенного мира звучит голос невидимого нам Автономова:

— Люди! Я рассказал вам эту простую повесть о друге моем Игнате Дорошенко и о его товарищах. О том, что они сделали для вас, и о том, почему они это сделали.

Когда Гитлер напал на вас, люди, они без колебания оставили свои хаты, простились со своими семьями и пошли драться и умирать за вас, люди, за ваш покой и счастье.

Враг разорил их дома, уничтожил их семьи, замучил их детей. Но не во имя мести и не ради крови за кровь, а во имя справедливости и мира на земле пошли мои товарищи на смертный бой — и победили.

И они освободили вас, люди Польши, люди Чехословакии, Югославии, Румынии, Болгарии, Венгрии, Германии, узники Европы, солдаты Англии и Соединенных Штатов. Ради вашей свободы и вашего счастья пролили они свою кровь — и не пожалели об этом.

Забудете ли вы это, люди?

Забудете ли вы?

Дадите ли вы снова врагам человечества увлечь вас на кровавые войны или твердо скажете поджигателям: нет! Нет, так не будет!

Судьба мира сейчас в ваших руках, люди!

Чтобы напомнить вам об этом, я и рассказал вам эту простую повесть о моем друге Игнате Дорошенко и его товарищах. О том, что они сделали для вас и почему они это сделали.

1955

ВОЕННЫЕ ОЧЕРКИ И ФРОНТОВЫЕ КОРРЕСПОНДЕНЦИИ

О СИЛЕ ПРИМЕРА, О БОЕВОЙ ДРУЖБЕ

1. ПОЦЕЛУЙ

Даже в самом горячем бою может случиться заминка, даже у самого храброго человека может при этом дрогнуть сердце. Кому-то показалось, что заскрипела, разладилась машина боя, нарушился темп и ритм; кому-то померещилось: окружают. И кто-то, бедный душою, уже нервно закричал:

— Где же наши комиссары? Бросили?

Тогда-то и раздался спокойный, веселый голос:

— Комиссар здесь.

Негромкий был голос, а услышали все.

В самой гуще боя, среди наступающих взводов, как всегда спокойный, как всегда улыбающийся, шел худощавый, невысокого роста человек в каске, всем в полку родной и знакомый, — батальонный комиссар Панькин.

И храбрым стало стыдно за минутную дрожь сердца, и нервным стало спокойно, а всем весело и легко. И какой-то огромный черный боец, не сдержавшись, подбежал к комиссару и крикнул, радостных слез не вытирая с лица:

— Эх, комиссар! Не чувствительный я человек, а все-таки… дай я тебя от всего сердца поцелую.

Он облапил Панькина и громко расцеловал его, как целует отца или кровного брата. А потом поднял над головой винтовку и закричал так, чтобы его слышали все, все бойцы на поле боя:

— Комиссар с нами!

И люди пошли в штыки.

2. РАССКАЗ О НЕИЗВЕСТНОМ ГЕРОЕ

«Вот и смерть», — просто подумал капитан Поддубный.

Он оглянулся: со всех сторон ползли на него враги. Их было много, он один. Последний патрон оставался в пистолете. Для врагов? Для себя?

«А смерть придет, помирать будем!» — вспомнил он обычную армейскую шутку. Но умирать не хотелось. Драться! Драться!

Он опять оглянулся. Один? Откуда появились эти двое в касках с красными звездами? В одном из них он узнал своего лейтенанта-артиллериста. Боец был незнаком.

— Отходите! — хрипло закричал лейтенант. — Отходите, товарищ капитан! Мы вас прикроем. — И, видя, что капитан колеблется, закричал совсем уже нетерпеливо: — Отходите же! Ну!

Лейтенант и боец стали прикрывать отход старшего начальника. Они защищали его своими телами и своим огнем. Это продолжалось долго, сколько — никто не помнит. Время в бою имеет свой счет. Они измеряли время количеством расстрелянных патронов. Патроны иссякнут, и время прекратит свой бег. Капитан Поддубный был уже вне опасности.

— Ну, вот, — слабо улыбнулся лейтенант, — выручили начальника.

Теперь их осталось двое: лейтенант и боец. Лейтенант был артиллерист, боец — пехотинец. Они не знали друг друга.

Пехотинец посмотрел на лейтенанта и тихо сказал:

— Отходите, товарищ лейтенант. Я вас прикрою. — И, видя, что тот колеблется, закричал уже нетерпеливо: — Отходите же! Ну!

Действовал тот же закон боя: боец охранял жизнь командира. Лейтенант подчинился. Теперь отходил он, боец прикрывал его своим телом и своим огнем. Лейтенант отползал медленно; он видел, как дерется незнакомый ему пехотинец. Вот он упал. Подымается? Лейтенант подождал немного. Боец не поднимался.

— Прощай! — прошептал лейтенант. — Прощай, дорогой ты человек!

Он вспомнил, что так и не успел узнать его имя. В бою было некогда спрашивать, теперь поздно.

Так и осталось неизвестным имя героя. Он вынырнул из хаоса боя, чтоб выполнить свой долг — спасти жизнь командиру, и так же незаметно ушел из боя и из жизни, скромный, безвестный парень в серой армейской шинели с малиновыми петлицами.

3. СЧЕТ АРТАШЕСА АКОПЯНА

Он лежал чуть пониже гребня высотки, во ржи, и смотрел в бинокль; видна была река, и синий лес, и желтоватые дымки над лесом — дымки разрывов. Нам сказали, что это и есть Арташес Акопян, знаменитый снайпер. Мы легли рядом.

Еще в первых боях, в Карпатах, обнаружился снайперский талант Арташеса. Было это так: через оптический прицел Акопян увидел, как далеко от него, за девятьсот метров, на холме стоит толстый и, должно быть, важный офицер и размахивает рукой, словно дирижирует батареями. Арташесу показалось, что это рука толстого офицера посылает снаряды на Арташеса и его товарищей. Он услышал, как разорвался рядом снаряд, как застонал раненый товарищ. В нем вскипело