100 великих полководцев Российской империи - Юрий Николаевич Лубченков

Турецкий гарнизон без боя покинул крепость, оставив русским 22 крупповских орудия и 4 орудия большого калибра. В плен сдались 2 офицера и 73 солдата. Через два дня в город торжественно вступили главные силы авангарда.

Конный отряд Струкова уже вновь двигался вперед. 14 (26) января он занял Люле-Бургас, 17 (29) января кавалеристы, выдержав горячую схватку с турками, овладели железнодорожной станцией Чорлу, а 20 января (1 февраля) заняли Чаталджу. На следующий день русская кавалерия вступила в Родосто и Деде-Агач. Это уже произошло после подписания Андрианопольского перемирия 19 (31) января.

Однако Европа угрожала России новой Восточной войной. В этих условиях Александр II приказал своему брату вместе с дипломатами срочно форсировать подписание с турками одностороннего мирного договора. 19 февраля 1878 года в предместье Константинополя Сан-Стефано был заключен мирный договор, согласно положениям которого Сербия, Черногория и Румыния становились независимыми государствами, а Босния и Герцеговина получали автономию. Болгария также становилась автономным княжеством, платившим дань султану. На Кавказе к России присоединялись крепости Ардаган, Карс, Батум и Баязет. Турция выплачивала ей контрибуцию в размере 300 миллионов рублей.

В эти же дни по инициативе отъезжавшего великого князя Скобелев был назначен на должность командира 4‑го корпуса, войска которого оставались пока в Болгарии.

Ожидая возобновления военных действий, Скобелев продолжал готовить к ним войска. Расслабившиеся генералы и офицеры частей корпуса, шумно отмечали окончание войны, не обращая внимания на эпидемию тифа, начавшуюся в лагере. Скобелеву пришлось принимать жесткие меры к наведению порядка среди офицеров корпуса, не проявлявших внимания к нижним чинам своих частей.

В это же время международная обстановка продолжала осложняться. Европейские державы, выражая недовольство положениями Сан-Стефанского мирного договора, потребовали созыва европейского конгресса для окончательного послевоенного устройства на Балканах. По предложению германского канцлера О. Бисмарка местом конгресса стал Берлин как столица нейтральной державы, не имеющей на Балканах собственных интересов. Однако такие интересы имела Австро-Венгрия, уже давно тяготевшая к Германии.

Условия Сан-Стефанского мирного договора после Берлинского конгресса претерпели значительные изменения. Сербия, Черногория и Румыния оставались независимыми державами, но Болгария была поделена на две части – Северную и Южную (Восточную Румелию). И если Северная Болгария отныне становилась независимой державой, имеющей право на собственное войско, то Южная по-прежнему оставалась турецкой провинцией, платящей дань султану.

После истечения срока пребывания русских войск в Болгарии войска 4‑го корпуса вернулись в Россию, где были расквартированы в районе Минска. Население сразу избрало Скобелева почетным гражданином города.

Прибыв в Минск, он приказал отчислить свое жалованье корпусного командира «в особую запасную сумму, которая будет расходоваться нуждающимся чинам корпуса».

В 1880–1881 годах Скобелев командовал Ахалтекинской экспедицией (восточное побережье Каспия), результатом которой стало присоединение этого туркестанского оазиса.

Скобелев вернулся в Петербург в конце января 1882 года и по случаю первой годовщины взятия Геок-Тепе устроил прием для своих соратников по походу. После обычных тостов, произнесенных офицерами, слово взял Скобелев, который объявил, что то, о чем он сейчас скажет, может впоследствии быть объяснено влиянием винных паров, а потому, не желая создавать подобного впечатления, он заменяет горячительные напитки обычной водой. И он начал: «Опыт последних лет убедил нас, что если русский человек случайно вспомнит, что он благодаря истории все-таки принадлежит к народу великому и сильному, если, Боже сохрани, тот же человек случайно вспомнит, что русский народ составляет одну семью с племенем славянским, ныне терзаемым и попираемым, тогда в среде доморощенных и заграничных иноплеменников поднимаются вопли негодования, что этот русский человек находится лишь под влиянием каких-либо вакханалий… Престранное это дело, и почему нашим обществом овладевает какая-то странная робость, когда мы коснемся вопроса для русского сердца, вполне законно являющегося результатом всей нашей тысячелетней истории…»

На банкете присутствовали журналисты, и выступление генерала в самом разнообразном изложении отразилось на страницах газет. Становилось очевидным, что этот тридцативосьмилетний генерал от инфантерии начинает залезать со своими идеями в самые высшие сферы политики и будоражит офицеров в весьма неспокойное время.

Скобелев едва ли не насильно был отправлен в отпуск, который ему рекомендовали провести в его любимой Франции.

Не успевший остыть от политических страстей в столице, Скобелев продолжал встречаться с журналистами Парижа, которым высказывал свои взгляды на виновников бед Европы и своей Родины. Он даже попытался добиться встречи с лидером «Земли и воли» П.Л. Лавровым, фактически заменившим в эмиграции А.И. Герцена, но тот отказался от встречи, решив, что ему не о чем говорить с генерал-адъютантом русского императора.

По приезде в Петербург Скобелев явился к военному министру П.С. Ванновскому, который объявил ему устный выговор. Затем он был вызван к Александру III. Очевидно, император был уже подготовлен к разговору со Скобелевым, и когда тот явился к нему со словами: «Несу повинную голову, русское сердце заговорило», продержал его у себя целых два часа.

Он не лишился ни должности командира корпуса, ни звания генерал-адъютанта и уехал в Минск.

Александр Баттенбергский, прослышав об опале, которой был подвергнут любимец болгар, попросил императора отпустить генерала в Болгарию, чтобы тот занял там пост военного министра. Александр III ответил, что Скобелев нужен самой России.

Когда в апреле Скобелев вновь приехал в Петербург, то его опять принял император. Содержание беседы также осталось неизвестным. Но в письме, посланном в Минск сестрой Скобелева княгиней Белосельской-Белозерской, имевшей большое влияние при дворе императрицы, говорилось: «Его Величество говорил о тебе с большим уважением… Император сказал более чем ясно, что он рад всегда тебя видеть, когда ты этого захочешь».

Все по-прежнему действовало на него угнетающе, он по-прежнему думал о близкой кончине. Он начал распродавать родовое золото и ценные бумаги. В написанном завещании родовое Спасское передавалось инвалидам скобелевских походов. Проведя маневры корпуса, он закончил свои дела в Минске и 22 июля выехал в Москву, объявив, что хочет посетить Спасское, где строятся больницы и школы.

Приехав в первопрестольную столицу утром 25 июня, Скобелев сообщил Аксакову, что будет у него на следующее утро. Однако в тот же день он явился к нему на Волхонку и со словами: «В последнее время я стал подозрительным» – передал связку бумаг. Расставаясь, он сказал: «Я всюду вижу грозу». В тот же день Скобелев по неизвестной до сих пор причине скоропостижно скончался.

Несколько дней и ночей Москва прощалась со Скобелевым в церкви у Красных Ворот.

В начале XX столетия общественность выступила за водружение памятника Скобелеву в Москве. После полученного разрешения императора было проведено несколько этапов конкурса, победителем которого стал подполковник А.П. Самонов (Саманов). Пьедестал постамента был сделан из финляндского гранита. 25 июня