Четвертая война - Сергей Валентинович Беляк

живописную лесную дорогу к поселку, и фабричные постройки, и домики вокруг. «Но сейчас там часто не бывает света, – с грустью произносит Наташа, – в соседних домах расквартированы военные и, как и повсюду в ДНР, напряженно с водой». И вот по просьбе журналиста Чаленко Наталья согласилась встретиться с московским адвокатом и провести для него экскурсию.

Наталья вспомнила вдруг увиденный ею где-то старый советский плакат времен Гражданской войны, на котором было написано: «Донбасс – сердце России». А ниже для наглядности художник изобразил карту юга страны и в том месте, где располагался Донбасс, – большое сердце с исходящими от него в разные стороны кровеносными сосудами. И я подумал, что было бы неплохо сейчас, когда против нас на Западе ведется информационная война, а в самой России находятся люди, которые заявляют, что не понимают, за что и почему мы воюем в Донбассе, этому плакату 1921 года дать вторую жизнь – размещать его на билбордах вдоль трасс и на улицах городов, публиковать на обложках журналов, показывать по телевидению. А можно и сделать что-то новое, но с непременным слоганом: «Донбасс – сердце России».

* * *

До Макеевки, а это фактически окраина Донецка, мы добрались глубоким вечером, а всему причиной ледяной дождь и гололедица. Там по просьбе Павла сделали короткую остановку и приехали в центр Донецка уже около десяти. Здесь некоторое время мы кружились в темноте в поисках дома № 100, расположенного на улице 50-летия СССР (какие названия!), и когда наконец его нашли, с облегчением поняли, что наше сегодняшнее путешествие благополучно завершилось. У дома, который оказался очень длинной «элитной» многоэтажкой с подземным гаражом, меня встречал мой старый знакомый – нацбол, а с недавних пор военкор проекта WarGonzo Дмитрий Селезнев. Он снимал в этом доме у родственников какого-то сбежавшего богатого хохла большую трехкомнатную квартиру с двумя санузлами, в которых, впрочем, сейчас почти никогда не было воды, и любезно согласился предоставить мне на неделю одну из комнат. Время между тем, пока я устраивался на новом месте, уже перевалило за полночь, и третий день моей поездки в Донбасс закончился.

День четвертый

Первую ночь в Донецке я почти не спал – лежал и смотрел в темный проем окна, на широком подоконнике которого стоял стакан, наполненный водой, которая уже через полчаса после того, как я ее налил, сделалась ледяной. Небо за окном, плотно затянутое низкими серыми облаками, с одиннадцатого этажа казалось мне каким-то грязно-розовым – наверное, от многочисленных городских огней. И там, за окном, постоянно бухало: бух, бух… То били, как объяснил мне Дмитрий, наши.

– Звуки прилетов спутать с ними нельзя, – добавил он с видом знатока. Но прилетов поблизости от нас, в Ворошиловском районе Донецка, ни в ту ночь, ни в последующие, пока я жил в доме на улице 50-летия СССР, слава Богу, не было. Местные объясняли это низкой облачностью и внезапным сильным морозом, из-за чего украинские дроны быстро выходили из строя, а если все-таки и летали, то ни черта не видели.

Ну а «Хаймарсы» хохлы (которых здесь все уже давно называют не «хохлами» и не «укропами», а «немцами») в те дни по Донецку не запускали. Может, берегли их для лучших времен, а может, уже выпустили и ждали доставку новых. С «Хаймарсами», пояснили мне еще раньше волонтеры, а потом не раз подтверждали и многие военные, бороться нам особенно сложно и, если бы их у немцев были не десятки, а сотни, нам пришлось бы туго. Но все равно бы справились – в этом никто не сомневался. И наша ПВО по ночам все-таки работала, а значит, с той стороны в нашу сторону все же что-то летело. И еще периодически были слышны наши «Грады». На характерные для них звуки тоже сразу обратил мое внимание Дмитрий, и я быстро научился их различать.

Внизу, на белом снегу между домами, редко появлялись фигурки людей – комендантский час действовал и здесь, но во многих окнах свет горел до самого утра. И тревожные ночи Донецка оставались тревожными до рассвета. Не знаю, может, дончане, которым не надо было утром идти на работу или на учебу, отсыпались днем? Впрочем, как показывает статистика, немцы-хохлы чаще бомбят гражданские объекты Донбасса и жилые дома в Донецке, Горловке и Макеевке именно днем – видимо, для большего запугивания мирного населения.

В 2024 году этому будет уже десять лет. И специально для немцев – настоящих немцев, помогающих бандеровскому рагулью оружием и боеприпасами с самого начала их войны против донбасцев, так и не принявших госпереворот и русофобскую политику Киева: Im Jahr 2024 ist dieser Terror 10 Jahre alt. Jubiläum. И для американцев и англичан, поставляющих хохлам ракеты и снаряды: In 2024, this terror is 10 years old. Anniversary. Могут, суки, отпраздновать.

* * *

Утром, как и предначертал в своем плане Александр Чаленко, я позвонил известной в Донецке журналистке, блогерше, телеведущей и военкору (талантливый человек талантлив во всем) Елене Бобковой. Еще, как оказалось, она заботливая мама двоих детей да и просто очаровательная женщина. О красоте, душевности и отзывчивости женщин Донбасса говорить можно бесконечно, и не будет слишком большим преувеличением сказать, что они все там такие. Бесценный русский генофонд.

Вот и Лена Бобкова, как и ее муж – военкор, волонтер, бывший офицер-ополченец, а в прошлом нацбол Александр Матюшин, разумеется, тоже заранее предупрежденные Чаленко о моем приезде в Донецк, с радостью согласились показать мне свой родной, любимый город. В десять утра они заехали за мной на белых стареньких «Жигулях-девятке», которыми лихо управляла сама Лена. Я попросил для начала отвезти меня на кладбище, где похоронены легендарные герои Донбасса – Арсен Павлов (Моторола), Михаил Толстых (Гиви), Владимир Жога (Воха), Ольга Качура (Корса) и первый глава ДНР Александр Захарченко (Батя), о которых, уверен, еще будут сложены прекрасные песни, какие были сложены о героях Гражданской войны XX века – Щорсе, Ворошилове, Буденном, Чапаеве и других. Равных им героев, о которых народ слагал бы и пел песни, на той стороне, у белых и тем более у петлюровцев, не было. Как нет таких, поистине народных героев и сейчас на стороне воюющей Незалежной. Кого из убитых упырей «Кракена», «Айдара», «Торнадо» или «Азова» хоронили по тридцать, пятьдесят или сто двадцать тысяч украинцев? Ни-ко-го. А это говорит о многом. Убийц женщин и детей с такими почестями не хоронят. И песен про упырей никто не поет.

Кладбище, где похоронены