Имя раздора. Политическое использование понятия «гражданская война» (1917–1918) - Борис Иванович Колоницкий

столкновений ВРК с верными Керенскому войсками сопровождалось упоминанием анархии, но не гражданской войны[1501]. Таким образом, новое руководство Советов пыталось мобилизовать сторонников, представляя себя защитниками революционных завоеваний и революционного порядка от «реакции» и «преступников».

В редких случаях упоминания большевиками гражданской войны это понятие использовалось как инструмент для давления на политических оппонентов, чтобы побудить их к сотрудничеству с большевиками. 28 октября 1917 года в «Известиях» вышла статья, в которой перед сторонниками коалиции социалистических партий была поставлена альтернатива: «Либо поддержать революционный порядок и приступить к делу революционного строительства, либо ввергнуть Россию в омут гражданской войны, анархии, грабежей, разбоев и, быть может, уготовить путь к власти черносотенным элементам»[1502]. В статье подчеркивалось, что непринятие нового порядка приведет к разрушительным последствиям. Это должно было заставить меньшевиков и эсеров пересмотреть свои позиции. В данном случае большевики эксплуатировали страх перед «анархией», преступностью и особенно перед гражданской войной, развивая тему «третьей силы», надвигающейся контрреволюции, угрожающей всей «демократии».

Таким образом, каждая политическая сила интерпретировала гражданскую войну в контексте своих тактических задач, стратегических интересов и идеологических убеждений, что определяло ее поведение и политическую риторику. Большевики рассматривали гражданскую войну как неизбежное следствие «контрреволюционных» действий оппонентов, а свою борьбу видели средством защиты революции. Понятие гражданская война использовалось для оправдания своих действий и перенесения ответственности за конфликт на своих врагов и оппонентов.

Кадеты и правые социалисты (правые эсеры, меньшевики-оборонцы, сторонники группы «Единство» и народные социалисты) считали гражданскую войну результатом большевистского выступления и стремились к объединению широкого спектра сил — включая «цензовые элементы» — для борьбы против «узурпаторов власти». Все они выступали за применение решительных мер для восстановления порядка и легитимности власти. Упор делался на вооруженные методы борьбы с большевиками, а не на политические средства выхода из кризиса.

Умеренные же и левые социалисты полагали, что гражданская война опасна прежде всего конфликтом внутри «демократии». Первые пытались предотвратить ее через изоляцию большевиков, вторые — через соглашение о создании коалиционного правительства всех социалистов. Для них важно было сохранить единство «демократии» и избежать кровопролития, действуя при этом политическими средствами.

В этом смысле характерно, что в текстах социалистов, как и в Июльские дни, события часто назвались междоусобицей, это не был, по-видимому, случайный выбор синонима. Слово междоусобие не только имеет негативную коннотацию, но и подчеркивает, что конфликт «внутри демократии» не подходил под определение гражданской войны в классовом ее понимании: здесь линии противостояния проходили не между социальными группами, а внутри них.

Гражданская война стала ключевым инструментом конструирования легитимности власти. Каждая сторона стремилась показать себя защитницей народа и революции, обвиняя при этом противников в провоцировании «междоусобиц» и насилия.

3. Переговоры о перемирии в гражданской войне

На тактику и риторику политиков серьезно влиял и ход военных действий в окрестностях столицы. Войска под командованием генерала П. Н. Краснова без боя заняли Гатчину, а затем и Царское Село, расположенное в 30 километрах от Петрограда. 29 октября Краснов объявил о наступлении на столицу. В помощь ему Комитет спасения родины и революции и эсеровская Военная комиссия готовили восстание в самом городе, главной боевой силой которого были юнкера военных училищ. Вечером 28 октября об этих планах стало известно ВРК, поэтому восстание началось досрочно и к вечеру 29 октября было подавлено[1503].

Само по себе это вооруженное выступление, которым руководили социалисты, существенно углубляло уже имеющиеся линии раскола внутри «демократии», однако планы восстановления ее единства возникали вновь и вновь.

Наиболее значимая попытка деэскалации конфликта была предпринята влиятельным российским Исполнительным комитетом профсоюза железнодорожников (Викжелем), с которым вынуждены были считаться все участники конфликта. Его представители на заседании ВЦИК 29 октября назвали борьбу за власть «братоубийственной», поскольку «демократия решает свои внутренние споры кровью и железом». Они отметили, что ни Временное правительство, ни СНК не пользовались поддержкой всей страны. Викжель призвал создать новое правительство через соглашение «всей демократии», а не с помощью оружия: «Братоубийственная война никогда не создавала и никогда не может создать власть, авторитетную для всей страны». Лидеры железнодорожников предложили сформировать однородное социалистическое правительство от большевиков до народных социалистов включительно и пригрозили забастовкой железных дорог, заявив, что политики, пытающиеся решать внутренние споры силой, — «враги демократии и предатели родины»[1504]. Как видно, заявление Викжеля было близко к позиции левых эсеров и меньшевиков-интернационалистов, поддерживаемой теперь всей мощью хорошо организованного профсоюза, от которого, казалось, зависело снабжение страны и фронта. Такой призыв нельзя было игнорировать.

С условиями Викжеля, который фактически требовал от руководящих центров большевиков и умеренных социалистов, чтобы они пересмотрели свои взгляды, согласились Петроградский Совет крестьянских депутатов, отдельные профсоюзы, Петроградский совет профессиональных союзов и Центральный совет фабрично-заводских комитетов[1505].

Откликнулись на предложение железнодорожников и противостоящие друг другу силы в Москве, где в это время шла упорная борьба за центр города. В ночь на 30 октября КОБ и ВРК договорились заключить перемирие и начать переговоры. Проект соглашения подразумевал разоружение сторон и роспуск обеих организаций. Планировалось также создание специальной следственной комиссии, которая должна была выяснить причины, вызвавшие гражданскую войну в Москве, и определить ответственность за нее отдельных лиц и организаций[1506]. Однако соглашение не было достигнуто, а стороны нарушили перемирие.

Из шедших в это время переговоров между Петроградом и Москвой следует, что ЦК большевиков «не исключал социалистической коалиции на основе определенной программы», но дискуссии о ней не должны были мешать борьбе против «контрреволюционных войск Керенского». Москвичам рекомендовалось договариваться о соглашении только с «демократическими партиями и организациями», не допуская никаких переговоров с «корниловцами»[1507].

Однако после восстания юнкеров 29 октября, которым руководили социалисты-революционеры, позиции членов ЦК большевиков начали меняться. Л. Д. Троцкий однозначно высказался против соглашения с теми партиями, которые подготовили «мятеж». Выступая в Петроградском Совете, он заявил: «Мы хотели заключить соглашение <…> без кровопролития, но теперь, когда кровь пролилась, остается лишь один путь беспощадной борьбы»[1508]. В изложении «Дела народа» председатель столичного Совета выразился еще более резко: теперь возможны только «беспощадный бой, беспощадный расстрел, беспощадная месть», «путей к соглашению нет»[1509]. На совещании представителей воинских частей столицы, состоявшемся в тот же день, Троцкий заявил, что коалиция с такими, как А. Р. Гоц, то есть организаторами юнкерского выступления, — это утопия[1510]. Слова лидера большевиков звучали как провозглашение курса на продолжение вооруженной борьбы со своими противниками из числа умеренных социалистов.

Тем не менее стороны готовились к переговорам. ПК большевиков опросил районные партийные организации Петрограда, чтобы выяснить их мнение о происходящих событиях. В анкете были вопросы