Юлий Ким - Юлий Черсанович Ким

Видит он и слышит он:

«Друг любезный, ты далече.

Но душой услышь меня:

Обещал ты скорой встречи,

Где же ты? Я жду тебя».

И в порыве силы прежней

Воин рану превозмог!

Перед зовом страсти нежной

Отступает злобный рок!

Вслед за столь изящным романсом на сцену вступали грубые солдаты:

Раз!

И два!

И горе не беда!

Уж мы, братцы, рвем подметки

Нонче и вчерась!

После дела даст нам водки

Сам светлейший князь!

Без вина, как без закону.

Нешто проживешь?

Никакого бастиону

Трезвый не возьмешь!

Вот вернемся мы с походу.

Снимем кивера. —

Вместо водки будем воду

Трескать до утра!

Квартирьеры, квартирьеры, фейерверкера!

Интенданты, маркитанты, каптенармуса!

Подавай сюды фатеры, а коням овса!

Нам фатеры — коням овса!

(Автор понимал, что фейерверкера никак не помещаются в предложенном смысловом ряду, и оставил их там лишь по причинам благозвучия. Насчет киверов в русской армии времен Фонвизина также имеются сомнения — да ведь если на все смотреть с такой придирчивостью, то и у Толстого сыщем множество пятен.)

На подворье Простаковых Милон встречался с давним своим приятелем и ровесником Правдиным. Сей молодой чиновник как раз был прислан сюда понаблюдать за нравами помещиков. Друзья обнялись.

Милон

Тебе, любезный друг, открою тайну сердца своего:

Влюблен я и имею счастье быть любимым.

Но вот уже полгода как в разлуке

Я с той, кто мне всего дороже в мире!

В надежде пребываю, что она

Содержится у родственников добрых.

А вдруг она в руках корыстолюбцев?

Я весь от этой мысли вне себя!

На это Правдин отвечал фразой из оперы Чайковского «Пиковая дама»:

Я имени ее не знаю ль?

На что ответ следовал совершенно в духе простодушной классики.

Милон

Ах! Вот она сама!

Появлялась Софья, немедленно же начинался дуэт:

— Ах, мой друг любезный, лукавый Амур,

Моей вняв мольбе слезной, тебя ко мне вернул!

— Сей минуты я все ждала, о друг мой!

Ни дня, ни дня я не спала — все ждала, все ждала.

(Вместе)

Как сладко нам будет

На мягкой травке

У ручья вдвоем

Под розовым кустом!

Как чудны там будут

Томны лобзанья.

Нежны признанья.

И наступленье…

И пораженье!..

Ты на арфе — я на лире

Повторяем вновь и вновь:

Все пременно в этом мире.

Непременна лишь любовь!

И вот все завертелось вокруг Софьи, три жениха — три соперника, у Митрофана с дядюшкой уже и до драки дошло. В какой-то момент передышки вдруг в своем уголку оказался Простаков. И тихонечко запел:

Род Простаков

От старинных простаков

Из боярских детей.

В оны года.

Кого шире борода,

Тот и был всех умней.

Умники те

Таскали воду в решете:

Была в ходу простота.

Нынче зато

Кладут сито в решето.

Чтоб держалась вода…

Нынче все страх:

Не ходить бы в простаках,

Знай гляди да смекай.

Ин невелик

Мозгу малый золотник —

За большой выдавай!

Знай ни аза.

Ходи вылупя глаза —

И пропадешь ни за грош.

Смел да умен — Два угодия завел.

Там и третье урвешь…

Как простаку

Да в осьмнадцатом веку

Свой живот уберечь?

Будь как дитя:

Язычок-то проглотя

Никому не перечь.

Взоры свои

От людишек утаи,

А то и вовсе закрой.

 Ибо, заметь.

Просто не на что смотреть

В этой жизни, друг мой!..

Этот странный, апарт в дальнейшем никак не развивался нами, и Простаков как выходил туповатым подкаблучником, так и уходил. Недоработка вышла. Зато с Еремевной вроде бы все удалось. В Саратове ее отлично сыграла Ира Афанасьева, талантливая молодая актриса с хорошим голосом. И потому Еремевна у нас была не старая хрычовка», как трактуется она у Фонвизина, а здоровая крестьянская девка, мамка, приставленная к баричу, причем не только сопли утирать… И вот она жалуется на свое житье старым знакомцам. Цыфиркину и Кутейкину, откупорив заветную баклажку в тихую минутку:

Ой на бедну-ту мою голову

Пошли, Господи, гром да