Минёр, штурман и другие - Александр Шауров

для кого не секрет. По окончании одного из сеансов связи на стол командира, кроме боевой, попадает информация следующего содержания. «Указ Президента СССР М.С. Горбачёва… с… 1991 из обращения изымаются 50- и 100-рублёвые купюры образца 1961, с обменом в трёхдневный срок… выдача денег со вкладов ограничена…»

Понимая, что оградить экипаж от этой, мягко сказать, глупости не удастся, командир подписал бланк с политинформацией.

Обстановочка на лодке сложилась та ещё, можно сказать критическая. Получка выдана за три месяца. Суммы по тем временам немалые и получались в основном крупными купюрами. Все, кому некуда было отправлять деньги, а это в основном холостые мичманы и офицеры, сдали свои сбережения начальникам на хранение. Матросы в основном успели растратиться, но и у них тоже имелись 50- и 100-рублёвки. Была на лодке ещё одна, и самая сложная категория, – это женатые офицеры и мичманы с заначкой, как правило, состоящей не из червонцев. (Для удобства хранения в надёжном месте.)

В течение трёх дней информация с указом транслировалась многократно, да так, чтобы до всех дошло и добило окончательно. Из сложившейся обстановки с меньшими моральными потерями вышли те, кто лишился практически всей получки. Хуже всего переживали потрясение те, у кого вместе с сотней ушли и призрачные мечты о холодном пиве в санатории на послепоходовом отдыхе.

В каюте радиотехнической службы, кроме мичмана Потапыча и молодого гидроакустика, проживали ещё двое, но они были из другой смены и встречались с ними редко. В тот день, когда была получена информация с указом, Потапыч пробудился в приподнятом состоянии. Сосед по каюте, забивавший козла два часа в кают-компании, просыпался с трудом и радостная физиономия заслуженного мичмана слегка его раздражала.

– Потапыч, и что это у тебя за праздник такой перед вахтой?

– Сон хороший приснился. Всё, как наяву. Пивко холодненькое, вобла. Даже вкус почувствовал слегка горьковатый, так мне хорошо стало.

– Ты перед разводом лучше в гальюн основательно сходи, а то до конца вахты после пива не досидишь. Да вобла зря приснилась. Ты её уже почти всю прокурил.

– Ну тебя. Всё испортил.

Потом был указ и бурные обсуждения, ожидание уточнений и завершение срока обмена.

В каюте радиометрист Потапыч сидел на койке и мял руками пачку из-под сигарет. Вошёл акустик.

Потапыч, ты чего это такой бледный, случилось что? Смотри, что мы в козла у трюмных выиграли.

Сказал и достал пятидесятирублёвку.

– На лодке нельзя играть на деньги…

– А это теперь не деньги, значит, можно. А жаль, у тебя теперь ни пива, ни воблы.

– ………………………………………………………………………………….

………………………………….

Два дня они не разговаривали.

На этот раз в каюте был акустик, и когда туда зашёл Потапыч, то увидел, как тот приклеивает к переборке пятидесятки и сотни.

– Андрей, у тебя сигареты есть? Выручай. У меня вобла еще осталась.

– Воблы у меня на два отпуска хватит, а вот тут для полного завершения прикроватного коврика не хватает одной пятидесятирублёвой бумажки или сотенки.

Мичман достал из потаённого места мятую купюру, бережно разгладил и протянул её акустику. Потом отвернулся и, чтобы не видеть происходящего, вышел из каюты и направился в курилку. В его глазах отразилась вся боль Страны советов.

Через пару дней по всей видимости до руководства флота дошло, что происходит на кораблях, находящихся в море, и теперь уже было приказано доложить о наличии на борту денежных купюр 50- и 100-рублёвого достоинства. Решение было конечно своевременным, когда всё уже произошло, а подсчитать можно было и так, зная количество личного состава на кораблях в море. Однако в этот раз политорганам не доверили, чтобы те опять не начудили. Хоть и поздно, но экипаж успокоили – раз запрашивают, значит обменяют.

Ответ на запрос не дали, соблюдая радиомолчание. Потом радиограммы шли регулярно: и персональные и циркуляры с требованием немедленно доложить. Перепись, наконец, провели и доложили. В базе, как только швартовы завели, всем или почти всем и всё обменяли.

Потапыч поехал в санаторий не с женой, а с любимым личным составом, где вместо холодного пива было теплое разведённое «шило».

Подводная лодка

Возьмём

разбольшущую

лодку в разрезе.

Взгляни

насквозь —

дом многоэтажный.

Увидишь много

всего разного.

Отсеки,

каюты,

трюма, палубы,

Переборки,

посты,

механизмы, люки.

И всяких там

проводов, труб

сплетенье.

Вот первый —

минёры – народ ловкий,

Пересчитали торпеды,

мины на полках.

Доложили о готовности

В ЦП бойко.

Перчатки,

калоши,

коврики —

Дивизион второй.

Голой рукой их не возьмёшь:

Электрики —

люди дружные.

«Ноль» неделю

по лодке блуждал,

Но

был

обнаружен.

Док в амбулатории —

озабочен:

Больных нет —

и хорошо,

и не очень.

Делать опять нечего,

Таблетки пересчитал,

склянки,

пробирки,

тампоны.

По полкам расставил,

опять убрал.

Все! Наработался —

устал.

В пятом —

ракетчики деловито

шахты свои обошли.

Послушали:

спят внутри

Хиросимы

Своими мегатонными тушами.

На пульте ГЭУ—

механическая интеллигенция.

Не в пенсне при бабочках,

а в РБ и тапочках.

Команды

отработанны,

чётки:

Медленно вверх

ползут решётки,

В кастрюле

нейтроны

бешено носятся,

Ядра атомов

дробя на части,

В пар превратят

энергию.

Киловатт миллионы

на волю

просятся.

Турбинисты

без заминки

Провернули

свои турбинки.

Интендант в провизионке

снял пробу с тушёнки.

В 10-й, что до жирафа,

не достучаться.

10-й – У! У! У!

А всё равно,

что в трубу

Месяц медовый

в трюме

седьмого.

Штурман

в (гиро) посту

гороскоп составляет

(а может гироскоп выставляет).

Начхим

противогаз примерил,

в зеркало смотрит,

понять не может:

Что на ЦДП

делает эта

зелёная рожа.

(Н)РТС с метристом на мостик

вылезли,

антенну лапают

Своими

промасленными

лапами.

Центральный —

докладов поток,

команд – лавина.

Старпом,

механик

в связке единой.

Помощник