Карусель - Семен Теодорович Альтов

— Это что такое?

Долькина обожгло: «Неужели паспорт не мой? Или майка не та?!»

Но, подняв глаза, увидел в паспорте деньги! Он же занял у Сомова сто двадцать рублей! Черт попутал сунуть в паспорт! Тьфу ты! Милиционер решит, что хочу откупиться! Конечно, хочу, но от чего?

Лейтенант пересчитал деньги:

— Сто двадцать рублей?! Ваши?

И тут Долькин заговорил. Но лучше бы он молчал. Потому что неожиданно для себя повторил слова милиционера:

— Ваши!

— Мои?! — зрачки инспектора перекрыли белки глаз. — За что же вы мне, интересно знать, такие деньги предлагаете?! А ну отстегнуть ремень безопасности! Свой! Не соседний!

Так вот почему Долькин не мог выбраться из машины. Отстегнув свой ремень, он рванулся к милиционеру и затараторил, не замечая, что от ужаса кричит членораздельно:

— Товарищ милиционер! Я все расскажу! Того, чего вам надо, там нет! Гостинцы для одной тещи! У меня с этой тещей ни гу-гу! Клянусь здоровьем министра внутренних дел! Поверьте, товарищ сержант!

Долькин хотел польстить милиционеру, и учитывая, что тот лейтенант, решил назвать его чином повыше, но нечистая сила выпихнула слово «сержант».

— Я лейтенант! — обиделся инспектор.

— Ничего, ничего, еще будете сержантом! — бессознательно продолжал рыть себе яму Долькин.

— А ну открыть багажник!

Долькин долго пыхтел над багажником, пытаясь открыть его ключом от квартиры.

— Давайте сюда! — милиционер отпер багажник и подозрительно уставился на гостинцы.

Сердцем чуя новые неприятности (черт знает, что за гостинцы), Долькин затараторил:

— Сейчас жуткие тещи пошли! Среди них попадаются наркоманки!

Милиционер достал из коробки пригоршню серого порошка, понюхал, лизнул. На зубах негромко заскрипело:

— Мак!.. Отличный мак! Пироги с маком…

Долькин рывком притянул милиционера к себе и зашептал в ухо:

— Пироги с марихуаной не пробовали? Да этот мак перегнать, — опиум такой, пальчики оближете! Мы напали на след банды по перевозке наркотиков!

— Молчать! — взорвался лейтенант. — Что вы из себя контрабандиста строите?! Уж больно подозрительно зубы заговариваете! Что прячем в мешке? — он ткнул пальцем в полиэтиленового Вахтанга Кикабидзе.

— Ничего особенного… труп! — ляпнул Долькин и, вспомнив, как при этих словах Кислюков подмигнул, тупо замигал милиционеру.

— Ну и шуточки у вас! — Лейтенант правой рукой расстегнул кобуру, левую осторожно сунул в мешок и тут же выдернул. Ладонь была в крови.

Долькина крапивой хлестнуло по мозгам: «Влип! Выходит, помог раскрыть не чужое преступление, а свое собственное! Кто ж поверит, что везу труп, не зная его по имени-отчеству?!»

Лейтенант, раздув ноздри, профессионально обнюхал ладонь:

— Баранина! Точно баранина! На шашлык!

Но Долькин продолжал выкручиваться:

— Товарищ лейтенант! Учтите, признался я сам!

— Вас никто не просил признаваться!

— Это и есть чистосердечное признание! Когда не просят, а ты признаешься! Говорят, тогда меньше дают!

— Да если вам дать в два раза меньше, чем вы нагородили, — и то пожизненная каторга!

— К а т о р г а!!!

Сердце опять ушло в пятки, но там уже были все внутренности, и сердечко заметалось по организму, испуганно стучась куда попало.

— Не имеете права! За то, что признался, нельзя на каторгу! У меня есть свидетели!

Действительно, как мухи на сахар, на скандал налипала толпа. Долькину, после обещанной каторги, терять было нечего. Он вырвал у милиционера мегафон и закричал в него:

— Товарищи! Я первый сказал про труп!..

Долькин пригнулся, услышав, как его голос мощно грянул над улицей.

Лейтенант попробовал отнять мегафон, но Долькин пихнул его так, что милиционер чуть не упал.

— Товарищи! Минуту внимания! — заполнял пространство левитановский голос Долькина.

— Разойдись! — побагровевший милиционер пускал петуха, но переорать человека с мегафоном не удавалось пока никому.

— Это сумасшедший! — надсаживался лейтенант. — Сейчас он признается, что царевича Алексея убил!

— Поклеп! — опустилось с небес. — Царевича Алексея пальцем не тронул! А ведь до сих пор неизвестно, кто убил царевича Алексея! Это упрек в сторону ваших органов, товарищ лейтенант!

Милиционер схватился за голову, крутанулся винтом и с воем бросился прочь. А Долькин, замирая от восторга, слушал густой бас, текущий из мегафона. Хронический страх выходил через поры, как простуда после чая с малиной.

После долгих лет молчания, кивания головой Долькин будто впервые в жизни заговорил. С удовольствием тянул гласные, чеканил согласные.

И его слушали. Еще бы! Голос гремел, и казалось, по спутникам связи обтекал шар земной. Вот она, долгожданная та минута, когда можно высказать все, что накопилось в душе! И Долькин рявкнул на всю планету:

— «Москвич» сорок пять — двадцать шесть, остановитесь!

Он и сам не понял, почему в мегафон ушла эта фраза, но «Москвич» послушно затормозил. Выскочил лысый водитель и, нервничая, протянул права:

— Я что-то нарушил?

Долькин взял права. Открыл. Почитал. Обошел машину. Заглянул в салон. На заднем сиденье лежали три палки твердокопченой колбасы.

Долькин выпрямился и заявил в мегафон:

— Колбаса!

Водитель метнулся к машине и протянул Долькину одну палку:

— Разрешите ехать?

— Проезжайте!

«Москвич» упорхнул.

Долькин повертел в руках колбасу, проглотил слюну и опустил руку с колбасой вниз. Очевидно приняв колбасу за жезл гаишника, рядом затормозила зеленая «Волга». Из нее, тихонько ругаясь, вылез парень в кепке.

— Виноват, шеф! — сказал он и протянул права. Долькин открыл. Там лежала сложенная пополам десятка.

— Машина государственная? — спросил Долькин через мегафон.

Парень кивнул.

— А девицу провозим личную! Ай-яй-яй! — разнеслось над улицей.

Долькин сунул десятку в карман, права отдал и изрек громогласно:

— Чтобы я эту девицу больше не видел!

И погрозил колбасой. «Волга» исчезла.

С мегафоном в левой руке и колбасой в правой Долькин почувствовал себя главнокомандующим улицей.

— Товарищи! Не скопляться! Переходим дорогу! Живей!

Люди послушно побежали через дорогу. Одна женщина замешкалась и поковыляла на красный свет.

— Гражданочка в синем, вернемся! — прогремел голос Долькина. Женщина подошла. Глаза ее бегали, пальцы нервно сжимали кошелку. Долькин просверлил женщину глазом до позвоночника и спросил:

— Что в сумке?

— Баклажаны, — выдохнула женщина. — А разве нельзя?

— Заплатите штраф за переход улицы на красный свет с баклажанами! Шесть рублей!

Женщина протянула две мятые трешки.

— Еще раз увижу с баклажанами… получите пятнадцать суток! За хулиганство!

Женщина перекрестилась и бросилась в обратную сторону, решив, что лучше улицу не переходить.

Высоко в небе тащил за собой белую линию самолетик. Долькин заметил его и заорал в мегафон:

— Прими левей!

Самолетик мгновенье промедлил и двинулся влево. Долькин расхохотался, до того хорошо стало на душе. Смех, пройдя мегафон, громыхнул, сжатый домами.

Долькин лихо размахивал колбасой, вещал в мегафон, забыв про все страхи, и тут вдруг видавшая виды дворняга, перебегая улицу в неположенном месте, рванула из рук колбасу за макушку. Долькин почти достал наглую мегафоном, но та ускользнула и, счастливая, бросилась прочь,