Тамбовский квартет. Галопом по Европам - Сергей Панарин

Особенно впечатлили Ман-Кея три длинных когтя, венчавшие кисть зверя.

Эм Си опасливо пересел подальше от клетки длиннорукого животного. Мало ли что тому придет в голову? А когти-то о-го-го…

– Ты кто, брат? Рад ты мне или не рад? – осторожно спросил афро-англичанин.

– Рад, конечно. Здесь не с кем поговорить, сеньор, хотя через две клетки сидит длинноухий гринго.

– Гринго?

– Ну, не совсем гринго, – раздумчиво сказал обладатель длинных когтей. – Белый кролик. Еще дальше – ястреб. Не знаю, почему их не посадили в одну клетку.

Рука животного зацепила листья и отправила их в рот. Зверь принялся жевать, довольно щурясь и причмокивая.

– Кштати, прошти, шеньор! Я ше не предштавилша, – прошамкал узник. – Щас, дай прожевать.

Через минуту он наконец продолжил:

– Быстрый Гонсалес.

– Кто, йо?

Когтистый помолчал.

– Хм… Я. Я – Быстрый Гонсалес. Ленивец из солнечной Колумбии. Имя такое.

– О! А Я Ман-Кей Эм Си, грустить не проси. Происхождения африканского, характера хулиганского. В Англии родился, к цирку прибился. Попал в переплет. Кто меня спасет?

Ленивец выдержал паузу и сказал:

– Ты можешь говорить помедленнее?

– Какой же ты тогда Быстрый Гонсалес? – Ман-Кей аж о рифме забыл.

– Для ленивца я очень даже… – пробурчал узник и отправил в рот очередную пригоршню листьев.

«Вот попал. Полный аврал», – резюмировал Эм Си.

– Гамбург есть большой город, – гордо вещал Петер. – Мы иметь много мостов, большой порт, река Эльба и красивый исторический зданий.

– Ты сам-то бывал в центре Гамбурга? – поинтересовалась Лисена.

Казалось, даже в темноте видны хитринки, блестящие в ее глазах.

– В центре не был. Я имел честь родиться неподалеку от красивый исторический место Бергедорф. Как ты иметь представление про петуха, гуляющего по городу?

– Ну, не знаю. Может, ты представления там давал.

– Давал! Давал! Но шапито есть шатер с непрозрачный стенка. Ты понимайт?

– Натюрлих, – ответила лиса.

Все помолчали, слушая стук колес. Ветер пах предчувствием дождя.

– А там, впереди, не Гамбург ли? – спросил вдруг Михайло Ломоносыч.

Путешественники увидели бескрайнее поле огней.

– Знаете, ребята, я бы с удовольствием слез где-нибудь, не доезжая до города, – проговорил Серега.

– А где мы будем искать Эм Си? Там, где не страшно? – возразил Парфюмер. – Микроавтобус из Гамбурга? Значит, надо ехать в Гамбург.

В обсуждение вступил Гуру Кен:

– Сэм, дружище, а ты не думаешь, что мы с тобой будем нелепо выглядеть на улицах города?

– Не надо иронии, мой сумчатый друг! Я отлично помню, как мы драпали из Тамбова. Город пугает меня так же, как и тебя.

– Кхе… – Михайло посмотрел на закрытое облаками небо, с которого начали падать первые редкие капли. – Где я там спрячусь? А Серега? Там же людей больше, чем мурашей в муравейнике. А леса нету.

– Есть парки, – напомнил Петер.

– Слыхал я про ваши немецкие парки, – отмахнулся медведь. – Три десятка деревьев, аккуратно постриженные кусты, скамейки, мамаши с колясками и дворник, убирающий территорию. Где там укрыться? За мусорной урной?

Гамбургский тенор не нашел, что возразить, но Ломоносыч и не ждал ответа.

– Я всю дорогу думаю над другим вопросом, – продолжал он. – А как, собственно, мы планируем построить розыскные мероприятия? Не в полицию же идти. У ихних полицейских групповой сердечный приступ случится, когда мы заявимся в участок.

Тамбовчане рассмеялись, а Сэм и Петер поежились. Гуру Кен воспринял слова медведя вполне серьезно. Австралиец готов был и в полицию отправиться.

– Полагаю, не открою Америки, если скажу…

Парфюмер расфуфырил шерсть.

– Михайло Ломоносыч, я как гражданин свободной страны протестую. Америка была открыта задолго до тебя.

– Ох, Сэм… Уж чем ты на обезьянина нашего смахиваешь, так это занудливостью. Это выражение такое. Так вот, без местных нам Ман-Кея не сыскать. Стало быть, необходимо сойти возле Гамбурга, а не на вокзале. Познакомимся с аборигенами, попросим помощи. Другие предложения есть?

Предложений не было.

Друзья стали готовиться к высадке. Решили прыгать, как только поезд замедлит ход перед въездом в город.

Ждали они довольно долго. Вот уже и деревня какая-то мимо пронеслась, замелькали какие-то строения с разноцветными огнями на фасадах.

Полил дождь. Крыша вагона мгновенно стала скользкой. Гуру Кен оступился, чуть не упал и не увлек за собой спутников.

– Закон подлости, – крикнул Колючий.

– Это нихт подлость! Это близко море! – как бы оправдываясь, ответил Петер.

– Не важно, – прорычал Михайло. – Если мы свалимся на такой скорости, точно переломаем все кости.

– А наверху промокнем и простудимся, – добавила Лисена.

– Надо отцепить вагон! – осенило Колючего. – Михайло Ломоносыч, выручай!

Медведь удивился:

– Ай да еж, ай да молодец! Пойду попробую.

Осторожно ступая по крыше, превратившейся в мокрый каток, косолапый проследовал к краю вагона, свесился вниз.

По металлическим скобам, играющим роль лестницы, Михайло медленно слез в просвет между вагонами. Здесь царил оглушающий грохот. Он пагубно влиял на способность медведя сконцентрироваться и разомкнуть хитрую сцепку. От адского скрежета и ударов голова дикого тамбовского зверя начала кружиться, перед глазами поплыли алые круги, а лапы ослабли.

Ломоносыч стоял в весьма неудобной позе, рискуя соскользнуть вниз, прямиком под колеса поезда. Слабость, нахлынувшая на медведя под воздействием звуковой атаки, достигла апогея. Передняя лапа, державшаяся за скобу-ступеньку, разжалась, и бурый гигант начал валиться навзничь, но в последний миг Михайло случайно схватился за какой-то рычаг, остановив падение. Под весом Ломоносыча рычаг подвинулся назад, сцепка разомкнулась, и вагон стал отставать от поезда.

– Получилось, – прохрипел Михайло, превозмогая тошноту и головокружение.

Грохот исчез, колеса стучали все реже и тише. Лесной губернатор смотрел на небо, ловил пастью прохладные дождевые капли. К тамбовчанину стали медленно возвращаться силы. Он поднялся, дотянулся до скоб и вскарабкался на крышу.

– Как ты? – крикнула Лисена.

– Порядок! Впереди темнеет, там вроде бы неплохая роща. Еще пять минут, и можно спрыгивать.

Ночное зрение не подвело Ломоносыча, лесок оказался знатным, это была широкая полоса густо посаженных вековых деревьев. Звери аккуратно спрыгнули с замедлившегося вагона.