Чешская сатира и юмор - Франтишек Ладислав Челаковский

Он мечтательно посмотрел на противоположный угол, где полицейский забавлялся с собакой.

— Раньше, — продолжал он, — частенько приходилось в школу хаживать да о парнишке справляться. Страшные минуты! Стоишь перед учителем, а колени так и трясутся. Сколько отец страху натерпится — и представить невозможно. «Ваш сын, пан Селихар, — говаривал учитель, — способный ученик, но, к сожалению, легкомысленный. На уроках невнимателен, шалит и другим мешает. Не знаю, не знаю, пан Селихар… Лучше бы вам взять его из школы и пристроить к делу. Тогда он, может быть, станет полезным членом общества». — У меня душа в пятки, подбородок дрожит, я прошу еще немного повременить с мальчишкой, уверяю, что сам с ним поговорю. А парня, хотя он был в седьмом классе, выпорол как следует — я тебе дам баловаться, озорник, ученье таких денег стоит, а он дурака валяет! Я целыми ночами не спал, а в тот день, когда он сдавал выпускной экзамен, был сам не свой, думал, помру, уж так я боялся. Конечно, дело серьезное! Выгонят его из школы, а что мне делать с этакой дубиной… Он выпятил грудь и гордо добавил.

— Теперь все позади. Мне все ни по чем, я свободный человек. У меня и аппетит появился, и сплю я как убитый. Пускай хоть весь педагогический совет мимо меня проходит — я никого не знаю и знать не хочу. Сейчас я сам себе господин!

Бородатый помрачнел.

— Пан Селихар, — сказал он, — покорно вас прошу… Пожалуйста, в моем присутствии здоровайтесь с учителем.

— Никогда, — рявкнул пан Селихар.

— Покорнейше вас прошу… ради соседской дружбы… учителя народ вредный и мне могут здорово навредить…

— Как они могут вам навредить? — спросил пан Селихар. — Ведь детей у вас нет…

— Моя жена, — покраснел бородатый, — в положении. Наверняка будет сын, и я отдам его в гимназию. Пусть добьется большего, чем отец. Что вам стоит, пан Селихар, не будете же вы портить жизнь моему бедному ребенку…

Пан Селихар отрицательно покачал головой.

— Напрасно просите, пан Тоуц. Я твердо решил и не здороваюсь. Раскрепостился. Аттестат зрелости у нас в кармане…

— Пан Селихар, — ныл пан Тоуц, — не будьте так жестоки… под сердцем, понимаете, под сердцем носит моя жена сына-ученика. Отец заботится, мать заботится, хотят, чтобы любимый ребенок паном стал… вы не поздороваетесь, учитель вызовет… Мальчик учил, всю ночь просидел над книгой, а учитель нарочно задаст такой вопрос, которого он не знает, и все только потому, что вы, пан Селихар, не поздоровались. Мальчик сядет на место, учитель поставит в журнал плохую отметку, и мой ребенок, которого мать сейчас под сердцем носит, пропадет, пойдет учиться ремеслу, а ремесло нынче — нищета, я-то думал подняться с мальчиком повыше. Теперь конец, конец, потому что вы такой…

— Не могу помочь, пан Тоуц. У каждого свое. Я беспокоился, побеспокойтесь и вы. Но здороваться… нет. У меня все позади. Теперь я отдохну. Поживу спокойно…

— Хорошо, пан Селихар, — угрюмо сказал пан Тоуц, — по крайней мере я узнал вас. Мы покупали товары у вас, теперь будем ходить напротив. Вы испортили жизнь моему мальчику, а мы станем поддерживать ваших конкурентов.

Пан Селихар пожал плечами.

— Делайте, как хотите. Идите к конкурентам. Но я не здороваюсь. Пусть здороваются другие. Я сбросил ярмо!

Перевод Е. Аникст.

Иржи Гауссман{106}

КРУГОВОРОТ СЛАВЫ

Жил-был поэт, бесспорно одаренный.

Талант незаурядный, изощренный

В его стихах пленительных блистал,

Но их никто, к несчастью, не читал.

Он умер, битый критикой немало,

Не нажил ни врагов, ни капитала.

С годами все меняется на свете,

И в том числе сужденье о поэте.

Вдруг поняли: он гений, он велик!

И ну листать страницы старых книг!

Вздыхает критик: «Что за мощь, создатель!»

И барыши кладет в карман издатель.

А время шло. Увенчан и прославлен,

Он, наконец, был классиком объявлен,

И ряд трактатов издан был о нем,

И полагалось в трепете немом

Пред ним склоняться низко и так дале…

Что ж до стихов, — их снова не читали!

Перевод Р. Морана.

БЛАГОНАМЕРЕННЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ

Нет у нас (сдержать не в силах слез я умиленных)

Консерваторов и прочих лиц реакционных.

Все мы очень прогрессивны, все стоять готовы

За общественный порядок самый-самый новый.

Только рознь прогресс прогрессу, это непреложно.

Разъяснять народу надо, что нельзя, что можно:

Не годится за реформы сразу же хвататься,

Мирно, эволюционно надо развиваться;

Не спешить! Не торопиться! Медлить на этапах!

Чтоб Антанту не тревожил большевизма запах.

Вот монархию прикончить можем мы законно

(Подходящих кандидатов нет, увы, для трона).

Обложить доход налогом — легким — можно тоже.

Только от социализма сохрани нас, боже!

Декларации полезны, но спешить — напрасно.

Все со временем настанет — это, право, ясно.

Точит новые проекты ржавчина? Отлично!

Только б нам не расставаться с колеей привычной!

Можно мыслить очень вольно, только не годится

Отступать и демократам от былых традиций.

Постепенно развиваться ради цели дальней

И тоске не поддаваться — вот прогресс реальный!

Господи! Тебя за это хвалим дни и ночи:

Все мы очень прогрессивны! Очень! Очень! Очень!

Перевод И. Гуровой.

ПЭМОН{107}

Я долго ломал себе голову, комбинируя различные слоги и буквы, пока не сложилось волшебное слово: ПЭМОН. Да, это именно то, что нужно. Я тотчас записал его в блокнот.

— Какого вы мнения, господа, о вчерашней речи Пэмона на Генуэзской конференции? — спросил я на следующее утро своих коллег по службе.

— Гм… то есть… Пэмона? Ах, да… Собственно, я сегодня еще не успел как следует прочитать газету… торопился, знаете ли… — довольно неуклюже вывернулся мой сослуживец Новотный и поспешил с головою уйти в дела.

— Конечно, где тебе, — насмешливо бросил его сосед, Новак. — Известно, что первым долгом ты просматриваешь брачные предложения, потом «всякую всячину» или «из зала суда», а уж до серьезных статей добираешься, если случайно останется время. Что