Русская басня - Николай Леонидович Степанов

                                Шараду.

ЛЕСТНИЦА

Стояла лестница однажды у стены.

Хотя ступени все между собой равны,

Но верхняя ступень пред нижними гордилась.

Шел мимо человек, на лестницу взглянул,

              Схватил ее, перевернул —

И верхняя ступень внизу уж очутилась.

Так человек иной на вышине стоит,

Гордится — и глядишь: как раз на низ слетит.

              Возьмем в пример Наполеона:

Как сатана с небес, так он слетел со трона.

ИСПРАВЛЕНИЕ

             Бездушин прежде пил, играл,

И женщин и мужчин, как дьявол, соблазнял;

Ни чести, ни родства, ни бога он не знал;

             Но вдруг потом переменился:

Ходить прилежно в церковь стал

                     И в землю всё молился,

А дома Библию и Штиллинга читал.

Вот этим сатана ужасно огорчился,

             И говорит ему он так:

             «Помилуй! ты ведь не дурак,

Не стыдно ли тебе с твоим умом молиться?

Поверь мне, в святости нималой пользы нет.

                     То ль дело веселиться!

             Прими мой дружеский совет:

В объятия мои скорее возвратися.

Ну полно, братец, не сердися;

Увидишь, буду как вперед служить тебе».

                     Бездушин улыбнулся

                     И сам сказал в себе:

«Пусть думает его, что я ума рехнулся.

             Поддел я славно сатану!

А уж людей теперь, конечно, обману».

ДВА КРАСАВЦА

Приехал в Ярославль валдайский дворянин,

             Пригожий очень господин,

Красавец; волосы имел он золотые,

             Природой в кудри завитые,

             И ими так, как Феб, сиял,

             Лишь только что не сожигал;

Лицо широкое в коричневых всё мушках,

             Иль, попросту сказать, в веснушках?

Глаза сафирные, но только без бровей;

Нос длинный, с маленькой на кончике прибавкой,

             Багряной с вишню бородавкой;

Рот самый крошечный, едва не до ушей;

Кривые, на манер клыков слоновых, зубы

И как сафьянные подушки обе губы.

Вот он пошел в ряды обновы покупать,

Все безобразные ведь любят щеголять,—

И видит в лавке там сидельца молодого,

             Курносого, рябого,

Такого, что пером не можно написать,

                    Ни в сказке рассказать.

             Валдаец мой остановился

                    И, вздернув кверху нос,

Преважно делает ему такой вопрос:

«Не в Ярославле ль ты, голубчик мой, родился?»

— «На что вам? Так, сударь, я здешний мещанин».

— «Ты здешний? — подхватил со смехом дворянин.—

Ну, правду говорят у нас, что ярославцы

             В России первые красавцы.

Подобного тебе на белом свете нет!

             Позволь списать с себя портрет.

             Что за это с меня попросишь?

Да истину скажи, не маску ли ты носишь?»

Сиделец ничего на то не отвечал,

С поклоном лишь ему он зеркало представил.

Увидя в нем себя, Нарцисс мой замолчал,

Как розан покраснел и дале путь направил.

       Мы ближнего нимало не щадим;

             В других пороки замечаем,

             Других браним, пересмехаем —

             А на себя не поглядим.

КАЩЕЙ И ЛЕКАРЬ

             Кащей не в шутку захворал,

             Пять дней уж с сундука не сходит;

       Не ест, не пьет и глаз почти не сводит:

       Пришло невмочь, за лекарем послал.

Явился врач, ему лекарство прописал:

«Сейчас же,— говорит,— пошлите вы в аптеку».

— «А много ль денег дать велите человеку?»

               — «Не знаю, право, что возьмут...

Ну, дайте двадцать пять, вам сдачи принесут».

— «Что ж делать? Так и быть! Сейчас пошлю Ванюшку.

Иван, приподними ты у меня подушку;

                     Возьми, вот пять алтын!

Вот гривна!.. Кажется, дал лишний грош один.

Постой-ка: раз, два, три, четыре, пять — ну, верно!

             Скорей с рецептом ты беги,

Да не зайди в кабак. Куда как это скверно!..

Не грязно на дворе, так скинь ты сапоги».

Разинул лекарь рот, как будто видел чудо;

Не верил он своим глазам, ушам.

«Вы поняли меня,— сказал он,— очень худо;

Пошлите двадцать пять рублей...» — «Не дам, не дам!

Как двадцать пять рублей! О, господи мой боже!

             Во сне ли я иль наяву?»

             — «Здоровье ведь всего дороже».

— «Как двадцать пять рублей! За что?» — «Да за траву,

             Микстуру, капли и пилюли».

                     — «Да полно, оживу ли

От этих я лекарств? Ведь я едва дышу;

За что же двадцать пять рублей терять напрасно!»

             — «Хотя вы и больны опасно,

Не бойтесь: я еще кой-что вам пропишу

       И, так сказать, из мертвых воскрешу,

Лишь только вы ко мне доверенность имейте

                     И денег не жалейте.

Я за свои труды полушки не хочу:

Вы бедный человек, без платы вас лечу,

А даром получать лекарство невозможно.

Вам подкреплять себя хорошей пищей должно;

Для супа рябчиков или цыплят купить,

И лучшее вино с водой отварной пить.

Возьмите вы себе рейнвейну, иль лафиту,

Хоть в пять рублей...» — «Совсем нет аппетиту!»

             — «Придет. Пошлите ж двадцать пять...

Коль денег нет у вас, пожалуй, я достану».

— «Отец мой, за тебя молиться богу стану».

             — «Я вам служить сердечно рад.

Вот этот сундучок отдайте мне в заклад».

— «Да разве на полу больному мне валяться?»

                     — «Нет, я пришлю кровать:

На ней покойнее вам будет почивать.

Давайте-ка сундук, извольте приподняться.

Ты за извозчиком сходи теперь, Иван!»

             — «Куда? Останься здесь, болван!..

             Помилуйте!» — «Ну, выбирайте:

             Лечитесь или умирайте».