Белогорская крепость - Наталия Иосифовна Ильина

Нет, значит, лучшей возможности дойти до читателя со своим заветным словом, как через посредство «Роман-газеты». Заветное слово услышат три миллиона человек, купивших книжку, а также их родственники, друзья и знакомые. С произведением автора «Роман-газеты» ознакомится, следовательно, вся страна. Вот она, истинная массовость!

Это еще не все. Книжки «Роман-газеты» распространяются «сейчас в 83 странах мира. И везде, куда приходит журнал художественных новинок, его встречают как полпреда литературы социалистического реализма», — пишет М. Черкасова в статье «Трибуна современного романа», посвященной сорокалетию «Роман-газеты».

В статье заведующего редакцией «Роман-газеты» В. Ильенкова, посвященной тому же событию, говорится о том, что мысль о необходимости создавать романы для народа в виде пролетарской газеты невысокой стоимости принадлежала В. И. Ленину. «По инициативе А. М. Горького в июле 1927 года ленинская идея была претворена в жизнь — вышел первый номер «Роман-газеты» тиражом в 50 тысяч экземпляров».

Ныне этот тираж дошел до трех миллионов.

Ни дореволюционные писатели, ни классики советской литературы ни о чем подобном мечтать не могли. «Разгром» Фадеева, «Чапаев» Фурманова, «Педагогическая поэма» Макаренко этими тиражами не издавались. Да и выходил ли «Тихий Дон» в таком количестве экземпляров?

Тонны бумаги, на которой можно было бы выпустить шестьдесят романов шестидесяти разных авторов, дав каждому приличный тираж в пятьдесят тысяч, тратятся на один роман. Можно смело предположить, что издательство «Художественная литература» с болью расстается с этими тоннами, уходящими из его запасов. Бумага на счету, бумаги не хватает, не покрыты потребности в издании русской классики, ждут своей очереди Пушкин, Лермонтов, Гоголь… Но издательство, несомненно, утешается тем, что лучшие современные произведения нашей литературы становятся общедоступными, входят в каждый дом.

Редакционный совет «Роман-газеты» понимает всю меру своей ответственности перед читателем — нельзя же в самом деле наводнять книжный рынок произведениями не только серыми и слабыми, но даже посредственными. Это явствует из статьи В. Ильенкова, заметившего, что «достоянием широких народных масс» должны становиться «наиболее значительные произведения советских и передовых зарубежных художников слова». «Роман-газета» много ждет от своих авторов. «Народность и партийность, актуальность и высокий художественный уровень — вот те требования, которые по традиции предъявляет «Роман-газета» ко всем писателям» (В. Ильенков).

Тем удивительнее появление романа «Солноворот» А. Филева. Почему же к этому автору не было предъявлено тех требований, какие по традиции предъявляются ко всем писателям?

Зато, видимо, остальные романы, вышедшие в 1968 году — «Берегите солнце» А. Андреева, «Угол падения» В. Кочетова, «Разорванный круг» В. Попова, «В вечном долгу» И. Акулова и другие, — и в самом деле являются лучшими произведениями нашей литературы последних лет. Ну, а с романом Филева произошла ошибка. Автору удалось каким-то образом обмануть бдительность членов редсовета, стоящего на страже интересов массового читателя. Бывает и такое.

Будем надеяться, впрочем, что случай с романом Филева — исключение и что во всех других случаях редсовет предъявляет к писателям именно те требования, которые перечислены в юбилейных статьях.

В редакцию пришло письмо от читателя А. И. Формакова из Риги: «Мне очень нравятся писатели Сибири… я обеими руками ухватился за роман Черкасова «Хмель»… Сразу скажу: этот роман не только обманул мои ожидания, но и глубоко меня возмутил».

Автор письма утверждает, что А. Черкасов плохо знает ту обстановку, в которой действуют его персонажи, в романе присутствуют искажения истории и всякого рода неточности… Много упреков по адресу А. Черкасова содержится в письме, и в заключение его автор удивляется, почему этот роман, создающий в читательских умах превратные представления о событиях, которые автор взялся описывать, издан в количестве трех миллионов экземпляров.

«Хмель» и в самом деле вышел тиражом в 2 976 000, заняв три выпуска «Роман-газеты». Тут наш читатель прав. Прав ли он в остальном?

СОЦИАЛЬНАЯ ЭПОПЕЯ

В предисловии к роману сказано: «Хмель» — социальная эпопея, охватывающая около ста лет — от восстания декабристов до Великой Октябрьской социалистической революции и состоящая из ярких драматических и трагических картин и сцен русской народной жизни…» «Удивительно сочно и последовательно выписаны разнообразные характеры действующих лиц — будто мы видим этих людей наяву, слышим их голоса, проникаем в их мысли и чувства, наблюдаем их поведение в жизни».

Характеры — это важно. Это, быть может, самое важное в художественной литературе. Еще Горький сказал, что уметь писать — это значит уметь рисовать людей словами. Разумеется, автор обязан знать обстановку, которую взялся описывать, однако многое простится А. Черкасову, если он сумел заставить читателя видеть своих героев, слышать их голоса, проникать в их мысли и чувства…

Пойдем же, читатель, поглядим на этих людей, послушаем их голоса, понаблюдаем их поведение…

По безводной степи бредет закованный в кандалы, изнемогающий от жары и жажды бывший мичман Лопарев, декабрист, бежавший с этапа. «В ночь на шестые сутки Лопарева одолевали видения…» В частности, ему мерещилась одна прекрасная полячка… «О, Ядвига, Ядвига!.. Лопарев повстречался с пани Менцовской на водах».

Знакомство произошло при обстоятельствах печальных: пани вывихнула ногу на горной тропинке и звала на помощь… И вот Лопарев вспоминает, как он бежал, а добежав, «с ужасом глядел… на ее маленькую ножку». Осмотрев маленькую ножку, он сообщил, что перелома нет, только вывих. Вывих — это больно. Понятно, что Ядвига смотрит на Лопарева, «смигивая слезы». Непонятно другое: почему она вдруг стала рассказывать о своем отце, которого погубила Россия: отец «бежал во Францию и умер там в изгнании»… Вместо того чтобы немедленно нести пострадавшую к врачу, Лопарев объясняет ей, что Россия не виновата в несчастьях ее отца. Это цари виноваты. Но настанет день — «и презренных правителей уничтожат». После чего Лопарев поведал распростертой на земле Ядвиге, что он сам и его друзья сложа руки не сидят, а намерены «уничтожить деспотию, только бы представился случай». Тут снова разговорилась Ядвига. Она перешла на ты («ты мой друг!»), попросила Лопарева назвать себя и в свою очередь сделала ряд признаний… И она не сидит сложа руки. И она состоит в тайном обществе «Братство польских патриотов», и там же состоят ее друзья, которых зовут так-то и так-то… Ядвига, однако, попросила Лопарева, чтобы все сказанное осталось строго между ними: «На огне сгори — но имена твоих братьев и сестер забудь!..» Ну а нога-то ее как, нога? Оживленно беседующие молодые люди (она, видимо, все лежит, а он, видимо, перед ней стоит) о ноге не вспоминают, пока наконец Лопарев не спохватывается, что пора бы уже доставить разговорившуюся полячку к врачу…

Все это Лопарев и «восстанавливает в памяти», бредя в кандалах по степи. Он бормочет: «Ты слышишь,