Белогорская крепость - Наталия Иосифовна Ильина

а также бойкого корреспондента, выявляющего в колхозе верующих, драматург хотел заодно зрителя и посмешить. В русском же варианте, кроме стрельбы и драк, ничего особо веселого не происходит. Грузинский вариант создан, конечно, для повышения процента смеха. Сюда введены три старика-долгожителя. Они с сюжетом никак не связаны, можно без них, но лучше с ними. С ними-то куда смешнее: они всегда пьяные. Правильно было также переоборудовать старуху Евдокию, на сюжет не влияющую, на юную Пепелу, тоже ни на что не влияющую… Правда, Пепела влюбляется в Датико, но его эта любовь не трогает, Пепелу не меняет, но тут ведь все строится по своим законам, и согласитесь, что на юную девушку, к тому же влюбленную, смотреть будет куда интереснее, чем на старуху, к тому же верующую.

Драматический театр, поставивший на сцене грузинский вариант, не приставал, я уверена, к автору со скучными вопросами, вроде: о каких «трудоднях» речь? «что такое «дьяк»? «зачем явился в село священник, если там нет верующих?» и т. п. Нет, театр сразу догадался, что к реальной жизни «комедия» отношения не имеет, к драматургии — тоже, и стал работать над моментами воспитательно-развлекательными, чего, конечно, и хотел автор «народной комедии». Правда, воспитательные моменты приходилось иной раз приносить в жертву развлекательным… Так, председатель Абесадзе, эта сильная личность, склонен к самодурству… Издеваясь над священником (а это был не священник, а Датико!), председатель заставляет его молиться о превращении града в дождь. Ну, поскольку в Датико уже стреляли, он понимает, что со здешним начальством шутки плохи, и подчиняется. Встал на колени и запел «Исайя ликуе». Не за эту ли безропотность председатель колхоза готов назначить журналиста главным редактором столичной газеты? Все это, конечно, несколько снижает образы председателя и корреспондента, но театру не до образов. Ведь главное — смешно: стоит, дурачок, на коленях и голосит что-то псевдоцерковное… Впервые Датико появляется на сцене не из-за кулис, а из-под самых колосников: качается на веревочной лестнице. И смешно, и национальный колорит дан: в горную деревню людей доставляют на вертолетах! А старуха Мариам беседует с корреспондентом, стоя на кровле церкви. Зачем? А чтоб смешнее! Когда же Мариам отказывается сообщить фамилию проворовавшегося зятя, то Датико вымогает ответ таким образом: убирает лестницу. Не скажешь — не слезешь! Старуха мечется по крыше, а слезть не может. Обхохочешься! Из трех пьяных стариков-долгожителей театр извлекает все возможное… Они и пляшут, и поют, и шатаются, поддерживая друг друга… Пьяные, согласитесь, это всегда смешно, а тут они к тому же еще столетние! Я просто удивляюсь, почему персонажи не кидаются сливочными тортами (это так смешно, когда крем течет по лицу!) и почему никто из актеров не догадался надеть на голову кастрюлю вместо шляпы? Успех этих трюков проверен еще в начале века. Но зато театр не забыл ввести иные развлекательные моменты. Танцуют юноши с голыми животами, танцуют девушки, из-за кулис часто доносится хоровое пение. Этим способом изображается труд колхозников-энтузиастов. И правильно: как еще его изображать в данном спектакле?

Всем понятно, что драматург был прав, превратив просто «народную комедию» в «грузинскую народную комедию». И на месте драматурга я бы на этом не остановилась. Почему не создать еще несколько комедий? Армянскую, например. Там вместо Абесадзе действует Абесян, и колхозники борются за урожай помидоров. Узбекскую… там борются за хлопок. Правда, верующие узбеки магометане, как быть с церковными служителями? А, неважно! Вот тут-то и годится абстрактный «дьяк», его куда угодно можно сунуть — хоть к православным, хоть к магометанам. А священника можно, если угодно, назвать «муллой». А поет он пусть все то же «Исайя ликуе» и насчет «сына Иммануила». Кому интересно, что они там на самом деле поют?

Нет, нет! Каждый имеет право писать, как он умеет, а затем выдавать написанное за художественное произведение. Это уж дело других — соглашаться с данной точкой зрения или не соглашаться. И если журнал охотно печатает на своих страницах русский вариант «комедии», а театр ставит на сцене грузинский вариант, то при чем же здесь автор? Его за что винить?

1973

ЛИТЕРАТУРА И МАССОВЫЙ ТИРАЖ

О некоторых выпусках «Роман-газеты»

ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА

Эта статья была написана двадцать лет тому назад. Всеми забыты романы, о которых здесь речь. Нет в живых их авторов. Сменился редсовет «Роман-газеты». Так стоит ли поминать былое?

Но вот что мы читаем в «Литературной газете» от 19/XI 1986 г.: «Сколько сетований, что нужную книгу купить нельзя, а ненужная продается в нагрузку, что киоски «Союзпечати» завалены «Роман-газетой». Причем стоит появиться в этом издании повестям Белова, Распутина, Быкова или Астафьева, тираж расходится в несколько дней. Но сколько книг стоят месяцами, стояли бы и годами, если бы не потребность киоскеров в свободном месте.

А вот из статей, появившихся в той же «Литгазете» 2/IV того же года: «Выпускать плохие книги должно стать не только стыдно, но и невыгодно». «В самом деле, — сказано в Политическом докладе ЦК XXVII съезду КПСС, — почему мы должны оплачивать труд, производящий продукцию, которую никто не берет?»

Итак, хотя прошло двадцать лет, но книги, читателю не нужные, спросом не пользующиеся, продолжают издаваться миллионными тиражами. Многое изменилось, но проблема осталась и своей актуальности не потеряла.

А значит — стоит поминать былое!

Представим себя пассажиром скорого поезда Москва — Ташкент.

«Поехали!» — произнес бодрый голос, и в соседнем купе раздался звон стаканов. Поезд тронулся. Оглядевшись, вы начали устраиваться, раскладывать вещи и вдруг обнаружили, что книги, которую вы рассчитывали читать в дороге, в чемодане нет. Книга забыта дома.

На первой же большой станции вы кидаетесь к киоску «Союзпечати». Нет, не газеты. Нет, не тонкие журналы — ехать-то долго. И не толстые. Там непременно продолжение чего-нибудь. Роман бы купить с началом и концом. Но киоски не торгуют романами. Да нет, вот же «Роман-газета»! На радостях вы покупаете сразу два романа и мчитесь обратно в вагон.

Там тепло, за окном — бескрайние просторы, и вам уютно, вам есть что читать! Начнем хотя бы с этого романа. Называется он так: «Солноворот». Имя автора — Аркадий Филев — ничего вам не говорит. Видимо, появился новый писатель.

ФИЛЕВСКАЯ ПРОЗА

Однако из предисловия, напечатанного на обороте обложки, вы узнаете, что А. Филев не новичок. Настолько не новичок, что о произведениях его как о чем-то само собой разумеющемся сказано: «филевские романы» («…особое достоинство филевского романа…», «масштаб… филевских романов…»). Это звучит совершенно так же, как «чеховские рассказы», «бунинская проза», и