Время праздновать! Книга-лекарство от обесценивания, суеты и «дня сурка» - Анна Андреевна Черных

Проживая утраты, слабее ощущаешь страх перед новыми. Нет, не грубеешь, не перестаешь замечать боль, просто теперь точно знаешь: честно прожитое горе проходит.

Конечно, бывает и так, что застреваешь в горе надолго – не потому, что нравится страдать, а потому, что боль от него была нестерпимой. Есть такие события, после которых кажется, что оставаться живым невыносимо, – и тогда внутри запускается процесс, напоминающий заморозку: снижается уровень энергии, притупляется чувствительность и происходит частичная амнезия, вытесняющая травмирующее событие, – лишь бы боль не убивала. В первое время это спасает, помогает вернуться к реальности, наладить режим, общаться с людьми и как-то продолжать тащиться. Но иногда время идет, а «заморозка» не ослабевает.

Кто-то скажет: ну и ладно, что такого, так даже удобнее. Возможно. Но с такой «заморозкой» никогда не получится чувствовать, что живешь на полную, – откуда-то из сердца всегда будет сквозить. И я верю, что нам под силу растопить старые льды, помочь себе зажурчать, как весеннему ручейку, – чистому, игривому, свободному – и задышать полной грудью даже после самой тяжелейшей утраты. А лечит, конечно же, празднование.

Траур

Да, траур – это празднование утраты.

Знаю, что многие будут резко не согласны: ведь всем известно, что траур – это добровольный отказ от увеселительных мероприятий, черный цвет и никакого смеха. Но все-таки я исхожу из того, что, празднуя только хорошее, мы обкрадываем себя.

Пока мы считаем, что боль – это плохо и ее нужно всячески избегать, мы избегаем и саму жизнь. Не вступаем в отношения, потому что расставание однажды далось очень тяжело. Не пускаемся в манящие приключения, потому что боимся поцарапаться, ободрать коленки и опоздать к ужину. Не следуем за мечтами, боясь разочарований. Не рожаем детей, потому что не можем гарантировать им безоблачное детство.

Вообще-то да – жизнь небезопасна. И все, что нам здесь гарантировано, – это то, что все когда-нибудь закончится. Но, проживая траур, празднуя свои утраты, мы смотрим в лицо страхам, лишая их силы, – и постигаем всю роскошь доступных нам ощущений.

Суть траура не только в том, чтобы заметить свои чувства по поводу утраты, но и в том, чтобы заметить весь цикл, который ей закончился. В англоязычном пространстве поминки называют celebration of life – то есть буквально празднованием жизни – и не только оплакивают уход человека, но и чествуют все ему предшествующее. Так можно делать и со всем остальным, что заканчивается: поднимать на поверхность воспоминания и чувства, которые были с вами, пока это еще не закончилось.

После смерти мамы я интуитивно проживала довольно долгий траур. Я не знала, сколько времени мне понадобится, но прочитала у Кюблер-Росс, автора книги «О смерти и умирании», что даже в самых жутких случаях проживание горя не длится больше семи лет. Так что я решила: дам себе столько времени, сколько понадобится. Времени на то, чтобы плакать, вспоминать, писать, пересматривать фотографии и задавать вопросы тем, кто знал маму. Времени на то, чтобы не прикасаться к ее вещам. А потом – на то, чтобы бережно разбирать эти вещи. На бездействие и осознанное откладывание перемен. На отрицание, гнев, поиск компромиссов и отчаяние. И наконец – на принятие, благодарность и завершение наших с ней отношений.

Важно понимать, что время само по себе не особо лечит. Как я писала выше, наша психика так хорошо умеет замораживать невыносимые переживания, что иногда и за всю жизнь не удается их разморозить. Но когда есть траур, специально выделенное время для этих, на первый взгляд, невыносимых чувств, мы даем себе разрешение их замечать. Называть, проливать слезами, выпускать криком и уродливым ломаным танцем в темноте. Пока не появится возможность эти переживания отпустить.

Траур – это вовсе не время, когда жизнь «поставлена на паузу». Наоборот, это период невероятно насыщенной внутренней жизни. Это будто еще одна комната в доме, которую снимаешь себе, скажем, на год – чтобы там, в уединении, в темноте, за закрытой дверью, не оглядываясь на окружающих, позволить себе всю полноту чувств.

Горевание не длится вечно. Оно заканчивается. Горе – это такое же чувство, как другие: накатывает волной и сходит. И можно даже слегка откладывать эту волну. Я знаю занятых людей, которые не могут себе позволить в любой момент расклеиться и, скажем, разрыдаться перед подчиненными или детьми. Но все же они «заходят в свою траурную комнату» – буквально на 15–20 минут в день – и вспоминают, разговаривают с фотографиями, жалеют себя. Даже такое компактное горевание позволяет со временем отпустить боль и вернуться к полноте ощущений, к радости и восторгу, начать снова желать. Желать по-настоящему, не из-под пелены печали, не в полсилы.

Траур как внимание к своей боли – это постепенное признание: «Я могу встретиться с чем угодно и вынести это». Горюя, мы восстанавливаемся после утраты и берем на себя ответственность за свое будущее благополучие. Это празднование, которое постепенно уменьшает напряжение, а значит, и боль, и ту власть, что имеют над нами наши раны.

Каждый сам решает, когда и сколько горевать и замечать ли вообще, как много слоев жизни затрагивает конкретная утрата. Встреча со своим бессилием и отчаянием порой занимает больше времени, чем хотелось бы. Но эта встреча позволяет пройти горе насквозь и выйти с другой стороны – к успокоению, радости и силе уязвимости.

Обретение

Обретение – это то ценное, что обнаруживаешь, когда проходишь утрату насквозь. Не сбегаешь в дела, не вязнешь в страдании, не отворачиваешься от себя. А честно проживаешь утрату и внимательно переходишь в новое.

Часто люди в аффекте от острого горя говорят: «Моя жизнь кончилась!» – и в этот момент для них действительно кончается нечто очень значимое, но это никогда не вся жизнь.

Работа горя во многом состоит в том, чтобы постепенно отделить умершее, завершенное, от всего остального – что остается живым и продолжается, несмотря на утраченное. Можно потерять родителей, партнера, ребенка, лучшего друга – и ваша жизнь изменится, но не закончится вместе с их жизнью.

Когда рушится семья или бизнес, дом или даже целый город, «все, что считал своей жизнью», – если дать себе время на горевание, можно обнаружить то, что позволит построить заново.

Когда обиды, злость и печаль оказываются в прошлом, из архивов памяти всплывают драгоценные воспоминания: совместные поездки, моменты близости, сотворчества и радости – опираясь на них, можно мечтать о будущих прекрасных отношениях, новом проекте