Мотивация человека - Дэвид Макклелланд

(об этом можно судить по выражению лица маленького деятеля). Следует отметить, что хотя понятие гнева нередко используется в негативном контексте, в своей примитивной, врожденной форме это позитивная эмоция (ниже мы проиллюстрируем данное утверждение).

Обратите внимание, что в данном случае речь идет о таком итоговом переживании (или о таком естественном мотиве), которое обусловлено реакциями индивидуума. Ребенок сам себя стимулирует (например, кидая ту или иную вещь) и сам подкрепляет свое поведение. Из естественного мотива влияния произрастает мотив власти (см. главу 8). До сих пор исследователям не удалось полностью прояснить роль внешних стимульных раздражителей в возникновении импульса к активному воздействию на среду. Существуют некоторые доказательства того, что опасность (от незнакомых до угрожающих жестов) и внешние препятствия, не позволяющие преобразовать среду, вызывают в человеке активную реакцию гнева-возбуждения (см. Morris, 1967). Эти фактические или потенциальные вмешательства извне служат причиной возникновения негативного эмоционального состояния, которое несколько отличается от приятного гнева-возбуждения. Под влиянием таких вмешательств индивидуум постепенно научается редуцировать негативное напряжение с помощью все более активных действий (данный механизм практически идентичен механизму развития мотива приема пищи, который (см. рис. 5.1) возникает в результате попыток снять напряжение, обусловленное отсутствием пищи).

Контакт с другими (поглаживание, прикосновение, покачивание) приводит к сексуальному возбуждению, или, попросту говоря, эмоции радости-счастья-удовольствия (которая отображается на лице). Такие эмоции обычно возникают в результате взаимодействия с другим человеком. Как правило, для человеческого младенца им является мать (или иной субъект, который ухаживает за ребенком), которая обнимает, ласкает и «тормошит» малыша. Он начинает связывать внешний облик или голос матери с переживанием радости-счастья-удовольствия от общения. Таким образом возникают мотивы аффилиации (см. главу 9), за которыми стоит потребность любить и быть любимым.

Наконец, несоответствия между ожиданиями и реальными событиями вызывают негативные эмоции печали-страдания и страха (которым тоже соответствуют «свои» выражения лица). Данные эмоции побуждают индивидуума совершить итоговые действия, направленные на редукцию печали-страдания или на сохранение стабильности среды. Как мы отметили выше, печаль и страх подразумевают рассогласование между переживанием, актуализирующим естественную потребность (например, в наведении порядка или в редукции страха), и итоговым переживанием, возникающим при устранении «стимульного» переживания (т. е. при исчезновении болезненной непредсказуемости или страха). Переживание негативных эмоций печали и страха, как правило, приводит к возникновению мотивов избегания (см. главу 10).

В табл. 5.1 не представлены важные человеческие мотивы, ассоциирующиеся с некоторыми из базовых эмоций, отражающихся на лице (например, с отвращением). Возможно, что, проведя соответствующие эмпирические исследования, мы могли бы идентифицировать такие мотивы. Это только подчеркивает тот факт, что используемая нами классификация мотивов – всего лишь приблизительная схема. Ее основная функция заключается в очерчивании возможных взаимосвязей между естественными мотивами, эмоциями и приобретенными мотивами (эти взаимосвязи нуждаются в дальнейшем изучении) и в создании концептуальной основы для организации большого массива знаний.

Естественный мотив новизны

Уже давно известно, что животные стремятся к среднему уровню разнообразия внешней стимуляции. Белые крысы обычно исследуют новую местность, если степень новизны стимулов не будет слишком высокой (в этом случае они «замирают» или даже делают отчаянные попытки вернуться в сравнительно знакомые условия) (Fiske & Maddi, 1961). Согласно Берлину (Berlyne, 1967), «высшие животные часто обнаруживают, что такие средства повышения уровня возбуждения организма, как смена обстановки и исследование сложных явлений, могут повысить ценность вознаграждения, характеризующую внешние стимулы. В маленьких дозах даже боль может выполнять функцию вознаграждения». Дембер, Эрл и Парадиз (Dember, Earl & Paradise, 1957) разрисовали стены лабиринта, форма которого напоминала цифру 8, одинаковыми полосками. Однако в одной «петле» полоски были вертикальными, а в другой – горизонтальными. На второй день 16 из 17 находящихся в лабиринте крыс проводили основную часть времени в «петле» с вертикальными полосками, предположительно потому, что такие полоски привлекали их внимение в большей, чем горизонтальные, степени и, соответственно, «разнообразили» переживания исследуемых животных.

Волкер (Walker, 1964, 1973) модифицировал данный эксперимент, разделив лабиринт на четыре равные части, каждая из которых характеризовалась определенной степенью сложности раскраски стен. Вначале животные, как правило, проводили большую часть времени в самой «простой» части лабиринта, однако постепенно они продвигались ко все более «сложным» четвертям пространства. Такие действия крыс напоминают поведение людей с мощным мотивом достижения, ищущих все более и более трудные (сложные) задачи (см. главу 7). Кроме того, если у крыс есть возможность получить пищу двумя одинаково легкими путями, они предпочитают использовать то один, то другой (Heather, 1940), а если, двигаясь к кормушке, они должны выбрать между дорожкой с препятствием и дорожкой без препятствия, они выбирают первый вариант (Festinger, 1943).

Макклелланд, Аткинсон, Кларк и Лоуэлл (McClleland, Atkinson, Clark & Lowell, 1953) попытались систематизировать наблюдения подобного рода. Они предположили, что умеренные отклонения от равновесного состояния приносят организму удовольствие (выполняют функцию вознаграждения), в то время как большие отклонения от привычного порядка сопряжены со страданием и поэтому избегаются. Согласно данной концепции, абсолютно привычные стимулы гедонистически нейтральны или вызывают скуку, а умеренное разнообразие любой стимуляции привлекает внимание и доставляет наслаждение. Внезапное же и резкое нарушение равновесия со средой вызывает страх, страдание и желание выйти из соответствующей ситуации.

Результаты простого эксперимента, проведенного Хабером (Haber, 1958), представляют собой иллюстрацию действия данной закономерности. Хабер просил своих испытуемых держать обе кисти рук в ведре с водой до тех пор, пока кожа не адаптируется к температуре воды. Затем испытуемые доставали из воды одновременно две руки и погружали их в два разных ведра с водой (таким образом, в каждом находилось по руке). В соответствии с инструкцией испытуемый должен был вытащить руку из того ведра, где находилась вода с наиболее неприятной температурой. Хабер выяснил, что если разница между привычной и непривычной температурами не превышала одного градуса по Цельсию, то люди испытывали меньший дискомфорт, чем при более существенных отклонениях от теплового равновесия между организмом и средой; график соответствующей функции был назван Хабером кривой бабочки (рис. 5.2). Кроме того, он обнаружил, что кривую удовольствия можно «сдвинуть» вверх или вниз, варьируя температуру воды в первом ведре. Если руки адаптировались к температуре 33 °C, то вода, нагретая до 32 °C, рассматривается как приятная, однако если «адаптационная» температура равна 34 °C, то вода в 32 °C воспринимается как неприятная. Конечно, эти изменения происходят в определенных абсолютных границах, так как если резкое изменение температуры превышает конкретный предел, оно в любом случае будет неприятным. Данный феномен известен всем, кто пытался пить кофе, одновременно поедая мороженое. Если слизистая рта адаптирована к сравнительно высокой температуре кофе, то ледяное мороженое вызывает боль, гораздо более сильную, нежели та, что