Мотивация человека - Дэвид Макклелланд

«люди искусства» характеризовались большей либеральностью суждений и меньшей склонностью к авторитарности, активнее выражали эмоции, чаще проявляли юмор и личные выпады и гораздо лучше ориентировались в вербальном мире, чем в мире чисел и пространственных взаимоотношений. Индивидуумы с конвергентным мышлением любят научный подход за то, что он позволяет им объяснить любое новое явление с помощью устоявшихся схем, а склонные к дивергентному мышлению люди находят в искусстве возможность удовлетворить свою потребность в новизне, изменениях и новых, возбуждающих формах.

Естественный мотив новизны и мотив достижения

Макклелланд, Аткинсон, Кларк и Лоуэлл (McClelland, Atkinson,Clark & Lowell, 1953) утверждают, что естественный мотив новизны представляет собой основу как для мотива достижения (см. главу 7), так и, возможно, для всех остальных мотивов. Однако не существует доказательств того, что люди с сильной потребностью во власти или в аффилиации реагируют на новизну или на умеренно сложные задачи столь «заинтересованно», сколь и индивидуумы с развитым мотивом достижения (см. главы 8 и 9). Вследствие того что в людях существует естественное стремление к получению нового опыта, новизна может усилить приятность любого итогового переживания. Впрочем, это не значит, будто стремление к новизне лежит в основе всех мотивационных систем.

Кроме того, еще не закончено исследование механизмов развития мотива достижения из естественного мотива новизны. Дело в том, что мы не можем до конца понять, каким образом удовольствие от умеренных изменений во внешней стимуляции превращается в стремление самостоятельно что-то менять, например что-либо делать лучше. Крысам нравится разнообразие в стимуляции (скажем, они предпочитают двигаться мимо стен, покрытых вертикальными, а не горизонтальными полосками), но вскоре они научаются перемещаться туда, где могут получить такую стимуляцию. Значит ли это, что они начинают действовать под влиянием мотива достижения? Младенцы, исследованные Каганом и его коллегами, не только предпочитали смотреть на несколько отличающиеся друг от друга фигуры, но и быстро научались нажимать на рычажок, чтобы получить приятную для них стимуляцию. Хорошо известно, что испытуемые с сильным мотивом достижения предпочитают решать умеренно сложные задачи (см. главу 7), как, например, маленький мальчик Петер (см. главу 4), который старательно перелезал через порожек, преодолевая при этом некоторые затруднения. Но если Петер интересовался только поиском новых впечатлений, то почему он не остался в незнакомой комнате и не исследовал ее? Почему он возвратился назад, вновь преодолев порог, и улыбнулся, радуясь своему успеху? Возможно, что преодоление трудностей (подобно поиску умеренного разнообразия внешних стимулов) становится для нас привычным способом нахождения новой стимуляции, и, таким образом, решение умеренно сложных задач приобретает для нас самостоятельную ценность. А быть может, при решении сложных задач мотив новизны «смешивается» с мотивом влияния: Петер, очевидно, получал отдельное удовольствие именно от преодоления препятствия. Результаты проведенных до сих пор исследований не позволяют нам окончательно прояснить данную проблему.

Мотив влияния

Многие ученые указывали и указывают на громадную значимость исследовательской, манипулятивной и игровой деятельности для низших животных и детей человека. Описывая цель соответствующих действий, Роберт Вайт (Robert White, 1960) ввел понятие эффективности. Вайт цитирует Гезелла и Илга (Gesell & Ilg, 1943):

Ребенок хочет схватить некий предмет (например, прищепку), попробовать его на ощупь. Он кладет это предмет в рот, вытаскивает его, смотрит на него, вертит его в руке, снова засовывает в рот, опять вынимает, вновь вертит в руке, перекладывает из руки в руку, бьет его о подлокотник стула, кидает, поднимает, опять передает из руки в руку, кидает его как можно дальше, наклоняется, чтобы взять, терпит неудачу, на мгновение приходит в замешательство и затем бьет подлокотник пустой рукой.

Ребенок становится активным даже во время кормления, которому, согласно теории драйва, соответствует пассивное удовольствие от редукции напряжения. В возрасте примерно одного года обычно происходит то, что Леви (Levy, 1955) называет «битвой за ложку»: «ребенок выхватывает ложку из руки матери и пытается сам себя кормить. …Совершенно очевидно, что ребенок действует не под влиянием усилившихся оральных желаний. Оставив матери ложку, он получил бы больше пищи, чем при самостоятельном кормлении. Однако, взяв на себя инициативу, он получает наслаждение другого вида – чувство эффективности воздействия» (White, 1960).

Позднее, когда ребенок уже может ходить, «он постоянно переносит предметы с места на место, наполняет и опорожняет различные контейнеры, разрывает и заново складывает вещи, играет с кубиками и в конечном счете начинает использовать их как „строительный материал“, плодотворно копается в песочнице и т.д.» (White, 1960). Вайт считает, что за всеми этими действиями стоит «один общий мотивационный принцип»: «Для обозначения соответствующего мотива я использовал слово эффективность, потому что речь идет прежде всего об оказании преображающего воздействия на среду». В сущности, Вайт говорит о естественном мотиве влияния, обусловливающем большую часть деятельности ребенка. Мы будем использовать именно последний термин, потому что понятие эффективности (в том смысле, который вкладывают в него Вайт и другие) связано с овладением умениями, компетентностью и самоопределением (см. Deci, 1975), в то время как соответствующие феномены, судя по всему, возникают на основе первичного мотива влияния.

Рассматривая естественный мотив влияния, важно отметить, что уже на ранних этапах развития дети начинают стремиться к оказанию мощных воздействий на среду. Малыши с удовольствием производят все более громкие звуки, толкают предметы или сбрасывают их со стола и постоянно проявляют настойчивость. Она особенно отчетлива тогда, когда ребенку мешают завершить ту или иную манипуляцию. В этом случае он умножает свои усилия и быстро приходит в состояние активного гнева. Мальчики чаще девочек демонстрируют такого рода поведение (см. Maccoby & Jacklin, 1974), однако в той или иной степени оно свойственно всем детям.

Оказывая мощные воздействия на внешний мир, мы испытываем удовлетворение, связанное с позитивными эмоциями (см. табл. 4.2), причем данная реакция врожденная. Однако соответствующие действия влекут за собой серьезные опасности для детей и их окружения, и поэтому присматривающие за ними очень быстро подавляют «преобразовательскую» активность детей. Настойчивость детей подавляется с таким рвением, что взрослые лишь при очень необычных обстоятельствах получают удовольствие от непреклонного преследования той или иной цели. Зимбардо (Zimbardo, 1970) приводит множество примеров того, как люди, у которых сняты нормальные «внутренние запреты», с наслаждением совершают насильственные действия. В частности, он указывает на факты бессмысленного избиения студентов, пойманных на месте уличных беспорядков:

Арестованные студенты казались мячиками, которых толпа полицейских пинала туда-сюда со все возрастающим остервенением, – от одного копа к другому. Кроме того, мы, к некоторому нашему удивлению, наблюдали следующее явление: на протяжении всех дней насилия злость умножала злость. Чем более жестоко действовали полицейские, тем