Дембель неизбежен. Том 2 - Константин Федотов

же сначала расследование провести. Как это произошло, откуда взялся алкоголь, почему люди были без контроля и все такое. За это много людей пострадает, плюс, опять же, это огласка для вышестоящего штаба. А за это командира по головке не погладят, особенно на фоне того, что совсем недавно у нас парень ночью вскрылся, но про это я вам рассказывал.

– Точняк, и что теперь, постоят на тумбочке и все? Тоже мне наказание. – недовольно фыркнул Степан.

– Тебе-то не все равно? Один черт в увал пока не отпускают, так что ты по сути ничего не потерял. – спросил я у парня.

– Так-то оно так. Вот только деды теперь злые как черти, а эти с учебки вообще зверье, полгода по уставу жили и так достали уже, а теперь вообще житья не дадут. – недовольным тоном высказал Семен причину своего негодования.

– Это точно, тебе в штабе хорошо, на всю эту хрень не привлекаешься. – как бы в укор сказал мне Артем.

– Ну извините, господа, я тут один тоже, знаете ли, не на отпуске был, похлеще вас летать приходилось, не говоря уже про темную в каптерке. – возразил я.

– Ну знаешь, ради золотой бляхи я бы тоже тут повыеживался. – хохотнул Семен.

– Можно подумать я знал, что мне ее вручат. По сто раз на дню каждый считал долгом до меня докопаться или развести на что-нибудь. Кто на деньги, кто на форму, кто на берцы, так себе, если честно. – возмущенно ответил я.

– Если честно, я бы не хотел оказаться на твоем месте и не знаю, как бы повел себя, стоял бы на своем или прогнулся. Хотя, думаю, прогнулся бы, против всех не попрешь. Так что признаю, яйца у тебя железобетонные. – хлопнул меня по плечу Артем.

* * *

Ночью я проснулся от каких-то криков, сначала я подумал, что мне приснилось, но, открыв глаза, увидел какую-то суету на центральном проходе. Присев на кровати, я увидел пятящегося спиной Симонова, на его лице была гримаса ужаса, и он выставил руки перед собой. На полном ходу ударом с ноги ему в грудь влетел Русланчик, от чего Симонов, словно тряпичная кукла, отлетел назад и рухнул на пол. Но этим все не закончилось, к упавшему бойцу подбежали остальные парни и начали пинать его ногами. Странно, что доставалось только Симонову, и еще более странно, почему ротный не увез их в комендатуру, как в прошлый раз. Хотя, возможно, причина крылась именно в этом, чтобы наши парни закодировали эту парочку мерзавцев.

Посмотрев на это действие со стороны, я понял, что ловить мне там нечего, и вообще меньше знаешь – крепче спишь. Парней хоть самую малость, но жалко, хотя они прекрасно должны были осознавать последствия своих посиделок.

Уже утром, после команды «Рота, подъем», я увидел сидящего на тумбочке дневального Симонова, вид у него, мягко говоря, не очень. Под левым глазом красовался фиолетовый фингал, голова была опухшей и круглой, словно у снеговика, да и двигался он с трудом, словно каждое движение причиняло ему массу боли. Хотя так, скорее всего, и было. В туалете я увидел Емельянова, вид у него был немного получше, но тоже изрядно помятый, видимо, основной удар принял на себя Симонов.

В момент, когда я проходил мимо тумбочки дневального, в казарму зашел ротный. Вид у него был злобный, волосы растрепанные, кулаки сжатые, и, судя по всему, он куда-то спешил. Подняв глаза на тумбочку и на ее обитателя, он замер на месте, внимательно разглядывая Симонова.

– Вы что, уроды?! – зарычал ротный, сделав короткую паузу. – Кто это сделал? – добавил он. В этот момент в казарме воцарилась абсолютная тишина. – Кто этой обезьяне морду набил? Какого черта у него фингал только под одним глазом? – выкрикнул капитан и, ехидно улыбнувшись, пошел в канцелярию.

В этот момент напряжение в казарме спало, и все с облегчением выдохнули. Все же я был прав, наших алкоголиков ротный оставил тут именно с расчетом на коллективное перевоспитание.

* * *

День сменялся днем, и каждый следующий до безобразия был похож на предыдущий. Единственной моей радостью было то, что каждый вечер, подшивая свой китель в бытовке, я иголочкой протыкал сегодняшнюю дату в маленьком календарике, радуясь тому, что мне осталось служить на один день меньше. Взаимоотношения с сослуживцами были натянутые, я вроде бы сдружился с Артемом и Семеном, но все равно не так близко, как с Ковалем и Саньком. Все это из-за того, что я штабной и пропускаю многое, а парни каждый день втухают на каких-то рабочках, сталкиваются с различными сложностями и решают их самостоятельно. Дружба со мной им просто выгодна, да и вообще, как я заметил, тут почти все взаимоотношения построены на выгоде. Если ты слаб, беден и глуп, то ты никому на хрен не сдался, и будешь, например, как тот же Бобков, стоять на тумбочке и выполнять все работы самостоятельно, и никто тебе не поможет.

Я наконец-то забрал свой мобильник в штаб и даже пару раз поговорил с Маринкой, с ней тоже все как-то неоднозначно. Она вроде и говорит со мной, но как-то отстраненно и односложно, словно только и ждет окончания нашей беседы. С друзьями пообщаться та еще проблема, ведь на дворе лето, у всех каникулы, отпуск или работа, плюс разница во времени четыре часа. Как-то даже грустно на душе становится.

В казарме появился новый старшина, пожилой, матерый прапор, от которого постоянно разит перегаром. Он оказался тем еще фруктом, оккупировал каптерку, выгнав из нее сержантов, и постоянно сидел там. Как сказали парни, он любит пить чай «по-офицерски», это когда делаешь глоток чая из кружки и доливаешь в нее коньяк, до тех пор, пока вкус чая не пропадет. В первые дни прапор замучил всех бирками, клейменьями и прочей ерундой. Теперь вся казарма обклеена различными бумажками с номерками и фамилиями. По утрам он проводит утренний осмотр, как полагается, многим достается за различный мусор в карманах, толстую подшиву, нечищеные берцы и бляхи.

Как меня тут только не называли, и я уже к этому даже привык. Деды в основном называют меня Дерзким, эта кличка уже закрепилась за мной, сослуживцы в основном обращаются ко мне по имени или фамилии. Офицеры и контрактники чаще всего пользуются обобщенными терминами, такими как «Боец», «Воин», «Эй ты». Но вот наш старшина – это совсем другое, я не знаю, почему так, комплекс у него какой-то или психологическая травма, но иногда создается такое впечатление, что его