Дембель неизбежен. Том 2 - Константин Федотов

него столько: или свинью-копилку разбил, или же на паперти в свободное от службы время стоит. Но честное слово, мне иногда даже неловко было заходить в магазин и высыпать кучу мелочи. Еще больше раздражает тот факт, что он может отправить меня за одним пакетиком кофе, а через пять минут после моего возвращения за шоколадкой, а еще через пять за чебуреком и всегда с мелочью. И главное, я начал уточнять у него, может вам кофе купить или сникерс сразу. Но он отнекивался, а через пять минут я уже бегу за пакетиком кофе за три рубля. Я даже уже купил себе десять пакетиков индивидуально для него и продаю их ему, правда без наценки. Какая там наценка, он даже пятьдесят копеек сдачи и ту забирает.

При проходе через КПП, а именно, когда я иду из магазина меня как обычно встречает Кельм и ждет свой чебурек. Обойдется, как говорится, лавочка прикрылась, нечего было выпендриваться на меня.

Так вот, вечером, когда все начальство уехало за КПП, на КАМАЗе подъехал мой знакомый сержант, тот самый, что вез меня сюда. Старшина же тем временем собрал всех свободных бойцов, и мы отправились в старую казарму. Это было заброшенное трехэтажное здание. Когда-то в этой части служило очень много людей, но из-за сокращений с каждым годом их становилось все меньше и меньше. Казарму в итоге закрыли и использовали как склад.

Наша задача заключалась в том, чтобы с третьего этажа вытащить все железки, на которые укажет старшина, и погрузить в машину. Видимо господа начальники решили подзаработать деньжат. Наше дело маленькое – грузить, а не вопросы задавать, поэтому мы словно муравьи, что могут тащить груз массой в два раза больше собственного веса, принялись за работу. Все бы было ничего, но только пришлось нам тащить огромный железный стол, весил он килограммов двести, не меньше. Это было какое-то старое, ржавое связное оборудование. Дотащили мы это дело до лестничной площадки третьего этажа, а как спускать ума не могли приложить. Старшина же подгонял нас, стоя позади, и мы начали потихоньку сталкивать ее ближе к ступенькам. На ступеньках же стоял Бобков и придерживал железяку, чтобы она не завалилась и не полетела кубарем. В тот момент, когда вес с площадки переместился на ступеньки, железка за которую я держал все это добро, оторвалась и осталась у меня и Семена в руках, а основная стойка покатилась по ступенькам. Бобков, разумеется, ее удержать не смог, поэтому просто побежал впереди нее. Бегает он, мое почтение, обогнал стойку, вот только когда он выбежал на площадку, то наступил на обломок лежащего там кирпича, нога заскользила по кафельной плитке, и он, потеряв равновесие, завалился на спину, и в этот момент стойка докатилась до конца ступеней и, сделав кувырок, с оглушающим грохотом упала на площадку.

С нашей точки обзора были видны только ноги Бобкова, и упала на него стойка или же завалилась рядом сказать никто не мог. Бобков лежал без движения, мы же остолбенели от произошедшего и никто не мог сдвинуться, даже старшина и тот побледнел. Секунд через десять мы увидели тоненькую струйку крови, что потекла по кафелю к ногам Бобкова.

От увиденного, мягко говоря, стало не по себе, но бежать на помощь парню я не спешил, меня словно что-то останавливало. Наверное, это был простой человеческий страх, я просто не хотел увидеть, переломанное тело Бобкова. Старшина же в свою очередь тоже стоял в ступоре, думаю, он уже мысленно представлял как будет входить в клетку и отвечать на каверзные вопросы сокамерников.

Но тут ноги Бобкова дернулись и раздался его голос.

– Живой! – громко сказал он, а после поднялся на ноги.

В этот момент все выдохнули с облегчением. А когда Бобков вылез из-за стойки опять стало не до смеха. Четко по центру головы у него шла глубокая канавка словно ему по голове топором заехали.

В одно мгновение старшина быстро спустился к нему и, взяв под руку, повел в лазарет. Нам же сказал продолжать работать. Видимо жизненные уроки это не про него. Мы же люди подневольные, так что продолжили выталкивать эту стойку к очередному лестничному пролету.

С горем пополам мы загрузили этот КАМАЗ, устал я не меньше, чем когда мы разгружали и загружали КАМАЗы патронами. Тогда было больше всего, а сейчас в объеме груза меньше, но он куда тяжелее.

Вернувшись в казарму, мы принялись отмываться от пыли и ржавчины, в которой испачкались поголовно. Некоторые были в подменной форме, а мне не повезло, поэтому пришлось застирывать и штаны, и китель, а то грязный как будто я по земле ползал.

Главный фурор произошел, когда из лазарета вернулся Бобков, вид у него был слегка бледный, но в целом он сказал, что лишь кожу ободрал, повезло. Но при этом до самой вечерней поверки ходил в кепке не снимая ее. И всем было в целом все равно, но ровно до того момента пока он ее не снял.

Я много чего видел в жизни смешного и не раз смеялся до слез. Но то, что сейчас было у Бобкова на голове, довело меня до истерики и не только меня. Вся казарма, включая дежурного по части и ответственного старлея, ржала как кони, вытирая слезы манжетами рукавов.

Все дело в том, что Бобков был коротко стрижен, а рана пришлась ровно по центру головы, глубокий порез, который начинался чуть выше лба и заканчивался на макушке. Ширина его была миллиметра три-четыре, края раны, разумеется, опухли, и кожа сильно возвышалась. И все бы еще ничего, но рану обработали не зеленкой, а полили Фукорцином, это красно-фиолетовая жидкость. Впитавшись в кожу она стала розоватой. И со стороны рана Бобкова была один в один похожа на женский половой орган.

Парню конечно было неловко от такого, он быстро надел кепку обратно, чтобы скрыть непристойность, но нас уже было не остановить.

Глава 13

Жизнь била ключом, причем иногда нас. Каждый из солдат приспособился жить, точнее служить в новых реалиях, все пообтесались, притерлись друг к другу и научились взаимодействовать между собой. Как и везде, народ разбился на группы, так сказать, кружки по интересам. В основном все это было связано с тем, что все срочники были разбиты на так называемые касты, и речь не о том, что это матерый дед, а этот душара позорный. Речь идет о местах службы, определенная группа солдатиков каждый свой