Полное погружение - Сергей Александрович Васильев

— Ответить на этот вопрос, Петр, я смогу, если узнаю, что ты считаешь дурным?

— Всё, что может навредить делу революции! — уверенно отчеканил молодой человек.

«О! Да у нас тут революционный фанатизм в полный рост!» — констатировала Стрешнева. В голове всплыла сцена из кинофильма «Три мушкетера», где миледи охмуряла беднягу Фелтона. Впрочем, на бравого британского вояку Петя был мало похож. Такого посылать на задание — только герцога Бэкингема до смерти рассмешить. Но выбирать не приходилось. — «За неимением гербовой буду писать на простой»(*).

— В таком случае даже не сомневайся, — улыбнулась она студенту, — делу революции я вредить не намерена.

— А почему же тогда о вас нельзя сообщить товарищам?

«Вот ведь зануда!» — раздраженно подумала Вася.

— А ты представь, что среди подпольщиков может быть «крот», — сказала она, не в силах экспромтом придумать что-либо более убедительное, почему ей надо прятаться от всех, и отчетливо понимая, что ступает на тонкий лёд.

— Кто? — выпучил глаза Петя.

«Как же у них назывался предатель?» — запаниковав, подумала Василиса.

— Внедренный агент охранки, — расшифровала она свою мысль, вспомнив, как именовали политическую полицию Российской империи.

— Вы уже знаете, кто он? — Петя перешел на свистящий шепот, сжав от гнева бледные кулачки.

«Ну вот, — подумала про себя Василиса, — фанатик Фелтон уже потребовал назвать имя. Теперь отступать некуда.»

— Нет. Откуда?- ответила она, — но это именно то, что мне предстоит выяснить. Однако если ты меня засветишь, то предатель почувствует угрозу и свалит. Кроме того, мало кто из местных подпольщиков будет рад, что приезжая мамзель сует нос в их дела.

«Господи! Что я несу⁈ — подумала она, переведя дух, — это же полная дичь! Какая-то девчонка-контрразведчик из центра прибыла в Севастополь выявлять контрреволюционеров!»

Но студент никакого подвоха не заметил. В его голове весь этот неправдоподобный пасьянс сложился удивительно органично и правдиво.

— Да, чужих здесь не любят, — подтвердил Петя, — а вы еще так чуднО говорите! «Засветишь», «свалит»… Вы из Петрограда? Или… — глаза у студента еще больше расширились, — из зарубежного комитета? Из эмиграции?

— Понимаешь, Петя, — перебила студента Стрешнева, — я, конечно, могу рассказать всё про себя и свои планы, но в этом случае вынуждена буду тебя ликвидировать. Я вообще не должна с тобой разговаривать, и только чрезвычайные обстоятельства, вследствии которых я осталась одна, без напарника и багажа, заставляют меня импровизировать и контактировать с тобой. Поэтому не требуй от меня информации большей, чем я могу предоставить, дабы не жалеть о том, что слишком много знаешь.

После этой сентенции Василиса максимально очаровательно улыбнулась и медленно поднялась, не теряя зрительного контакта.

Петя быстро-быстро закивал, как китайский болванчик.

— Конечно! Не сомневайтесь, сударыня! Я всё понимаю. Конспирация…

Не переставая кивать, он поднялся на ноги, но его тут же заметно повело. Стрешнева была вынуждена подхватить студента, чтобы тот снова не упал.

— Мне кажется, наш диалог несколько затянулся и разговор стоит продолжить где-нибудь в более подходящем месте, чем дровяной склад.

— Да-да, разумеется! — воровато оглянувшись по сторонам, согласился Петя, — прошу вас, сударыня, пойдемте! Нам — туда, — и махнул рукой в сторону сарайчиков, за которыми Василиса планировала спрятаться.

* * *

Четверть часа они медленно шли по самому срезу залива, перепрыгивая или обходя выброшенные на берег бревна, обломки такелажа и другой разнокалиберный мусор, свидетельствующий об интенсивном взаимодействии человека с морем.

Прибрежная вода, грязная, мусорная и вонючая, хлюпала по темно-зеленым камням Аполлоновой бухты, с легкостью цепляла и таскала туда-сюда щепки с веточками, разматывала и сматывала плавающую на дне ветошь. Лохматый ил, двигающийся вперед-назад вместе с волнами, то скрывал, то обнажал серебристые бока рыбёшек, пристраивающихся на ночь на мелководье.

Самым колоритным и залипательным в этом крохотном заливчике был вид на Севастопольскую бухту, на бастионы, военные корабли и рыбацкие парусники. Вася подумала, что это место непременно должно быть облюбовано художниками и поэтами, но всю романтику портил убивающий запах канализации, дохлой рыбы и другого прибрежного мусора, придающий тихой, уютной заводи незабываемый колорит приморских трущоб Лиса из бессмертного творения Александра Степановича Грина.(**)

«Бедная Ассоль — подумала Вася, — каково ей было дышать всем этим! Понятно, почему она так ждала своего принца и мечтала, чтобы он увез ее поскорее из этой помойки».

Василиса попробовала дышать ртом и почувствовала себя лучше, а потом привыкла. Запах перестал её отвлекать и позволил разглядеть нефасадную часть Севастополя во всей своей красе.

С высокого амфитеатра к самой воде хаотичными уступами спускались на берег саманные глинобитные домики, деревянные сараи и сараюшки, прижимаясь друг к другу стенами, словно озябли. Они заканчивались выбегающими на мелководье высокими причалами на просмоленных основательных сваях. У пирсов покачивались разнокалиберные лодки и баркасы. На берегу сушились рыбацкие снасти и немудреный лодочный такелаж. В этих местах специфический запах рыболовного промысла смешивался со стекающими с берега благовониями винокурни и фимиамом коптильни, создавая непередаваемый коктейль ароматов рабочей слободки.

Легкие волны бились о натруженные борта промысловых баркасов. Где-то вдалеке стучали молотками и вжикали пилами кустарные мастерские. Задорно наяривала гармошка, её периодически перекрывала забористая, энергичная многоголосая ругань. И вся эта какофония намекала на то, что люди здесь живут простые, работящие, смекалистые, хитрые, предприимчивые, добрые и одновременно задиристые, короче — настоящие рыбаки, простые трудяги Севастопольских слободок, отставные матросы, мелкие базарные торговцы, контрабандисты, мошенники, гопники и воры, иными словами — простой севастопольский люд…

— Сюда, в Аполлоновку, обычные горожане заходят редко, — просвещал Василису Петя по ходу движения, — даже городовые и околоточные стараются подолгу не задерживаться.

— А чего так? — поинтересовалась девушка, радуясь, что успела в гримерке поменять неудобные сценические туфли на свои любимые «песочные» берцы, и вдвойне радуясь, что их не видно из под пышной длинной юбки.

— Чужих здесь не любят, — вздохнул Петя и тоскливо оглядел кривоватую улочку с множеством разноцветных заборчиков, палисадников, калиток, дверей, ставен и окошек, убегающую от берега в горку.

Стрешнева молча кивнула, согласившись с Петиной сентенцией, даже не догадываясь, насколько чужих и даже некоторых своих здесь не любят…

* * *

(*) Гоголь. «Ревизор».

(**) Как утверждает вторая жена Грина, Нина Николаевна, образ Лисса был вдохновлен Севастополем. Она пишет в своих мемуарах: «Александр Степанович