Звезда героя - Сергей Малинин

В последнем замечании Ивану Одинцову почудилась старая горечь отца, сын которого не оправдал возлагавшихся на него надежд, но Машков уже допил чай, со стуком поставил чашку, отодвинул табурет, выпрямился во весь рост и противным голосом старшины-старослужащего, подающего команду в матросской столовой, гнусаво и очень громко протянул:

– Р-р-рё-о-ота, закончить прием пищи! Выходи строиться!

Услышав этот дурашливый вопль, притаившийся в зарослях мальвы под окном кухни человек вздрогнул, покрутил пальцем у виска, осторожно попятился и беззвучно исчез за углом дома.

Глава 9

Солнце уже скрылось за горизонтом. Бухта погрузилась в вечерний сумрак, и лишь белая башенка маяка на мысу еще была освещена последними отблесками заката. В домах одно за другим загорались окошки, из которых доносились людские голоса, негромкий звон посуды, музыка и бормотание работающих телевизоров.

На даче отбывшего в Москву кавторанга Машкова свет не горел, но сумерки сгустились еще не настолько, чтобы возникла острая необходимость в искусственном освещении. Царивший внутри дома полумрак позволял различать очертания предметов; человеку, который осторожной поступью вора-домушника вошел на кухню, этого было вполне достаточно.

На всякий случай заперев дверь на задвижку, вор прошел на середину кухни и отвернул лежавший на полу полосатый домотканый половичок. Он не шарил по углам в поисках припрятанных ценностей, а действовал уверенно и целенаправленно, как человек, точно знающий, за чем пришел.

Потянув за привинченное к полу железное кольцо, злоумышленник поднял квадратную крышку люка. Крышка была чересчур толстая, массивная и тяжелая – куда тяжелее, чем должна была быть, если бы представляла собой обычную конструкцию из нескольких сбитых между собой досок. Ее обратная сторона была подбита фанерой, которая маскировала лист прокатной стали полусантиметровой толщины. Маскировка была вполне успешной разумеется, если не знать, в чем тут фокус. Вору это было известно, и тяжесть несокрушимой крышки вызвала на его губах пренебрежительную улыбку. С его точки зрения, этот люк, на устройство которого было потрачено немало усилий, служил недурным памятником бесцельно убитому времени.

В торце крышки поблескивал язычок автоматической защелки – еще один элемент примитивной западни, которой не суждено было сработать. Вор дотронулся до язычка пальцем, огляделся и, взяв стоящий у стола табурет, положил его на бок таким образом, чтобы крышка, упав, попала на него. Он представил, как это произойдет, и с неудовольствием покачал головой: нет, слишком шумно. Принесенная из хозяйской спальни и пристроенная поверх табурета подушка решила сразу две проблемы: во-первых, она должна была заглушить стук, а во-вторых, принять на себя часть удара, смягчить его и не дать табурету в самый последний миг скользнуть в сторону.

Куда быстрее и надежнее было бы просто отсоединить тягу нажимного устройства или снять пружину, которая захлопывала крышку, но вор хотел, чтобы механизм остался неповрежденным, словно в отсутствие хозяина никто не касался крышки. Это представлялось ему жизненно важным; он мечтал не просто взять то, за чем пришел, и убраться восвояси, но еще и ткнуть хозяина носом в его житейскую несостоятельность, а проще говоря – непроходимую и прямолинейную тупость.

Очутившись в подвале, взломщик натянул купленные в аптеке латексные медицинские перчатки и включил карманный фонарик. Луч света скользнул по банкам с огурцами, помидорами и вареньем. Земля здесь была хоть и каменистая, но щедрая и при правильном уходе всегда давала богатый урожай, и хозяева дачи, переехав сюда с суровых и бесплодных балтийских дюн, ударились в земледелие с таким энтузиазмом, будто это был единственный способ спастись от голодной смерти. Это было смехотворно, но чего еще от них ждать?

Тусклое, пятнистое зеркало, вделанное в дверь старого платяного шкафа, отразило луч фонаря, заставив вора на секунду зажмуриться и заслонить глаза ладонью. Он уверенно распахнул скрипучие дверцы, снял и аккуратно отложил в сторону щербатую ножовку, лучковую пилу и ржавый коловорот, а потом извлек заднюю стенку. Код замка был ему известен из диктофонной записи разговора хозяина с его постояльцем, кап-три Одинцовым, а дубликатом ключа он обзавелся давным-давно. Обтянутые тонким латексом пальцы уверенно пробежались по кнопкам и трижды повернули ключ против часовой стрелки. Дверца сейфа легко, бесшумно открылась, внутри вспыхнул неяркий голубоватый свет, тусклыми бликами заигравший на стволах ружей и вороненом железе пистолетов.

Первым делом взломщик снял с верхней полки «макаров» и, проверив обойму, сунул пистолет в карман старой брезентовой штормовки. ПП – штука хорошая, оригинальной конструкции и весьма эффективная как под водой, так и на суше, но четыре заряда – по одному на каждый ствол – это, как ни крути, маловато. Да и повреждения человеческому организму этот чудо-пистолет наносит слишком уж специфические, и распространен далеко не так широко, как любой другой вид ручного оружия; словом, найденный на месте преступления дротик от ПП – настоящий подарок для следователя. Иное дело – старикашка «макаров». Нынче их повсюду столько, что пуля или гильза от него – это уже почти и не улика…

Рассеянно размышляя о сравнительных достоинствах и недостатках пистолета Макарова и ПП, вор наклонился и расстегнул стоявший на дне сейфа баул. Убедившись, что внутри именно золото, он вынул и пренебрежительно отложил в сторону резную шкатулку. Эти штучки-дрючки давным-давно утратили актуальность: нынче трудно найти вора, настолько тупого, чтобы он попался на старый трюк с коробочкой, которая, если ее открыть, выстреливает в физиономию порцию несмываемой краски. Взломщик тупым не был; кроме того, он отлично знал, что в шкатулке именно химловушка, а не отложенные на черный день доллары.

Застегнув баул, вор взялся за лямки и немного помедлил. Ощущение было, как перед прыжком с высокого обрыва в незнакомую воду: он понимал, что, выйдя отсюда с баулом, отрежет себе все пути к отступлению. Потом он вспомнил ночь, когда «Кострома» входила в Новороссийскую бухту, и то, что случилось на затопленном буксире, и криво усмехнулся: мосты были сожжены давным-давно, а сообразил он это только теперь. А мог бы и не соображать: все равно, соображай или нет, ничего уже не изменишь. Да и зачем что-то менять? Все идет именно так, как должно идти, и в конце длинного тоннеля уже забрезжил свет, который делается все ярче буквально с каждым шагом…

– Снявши голову, по волосам не плачут, – снова, как той ночью, вполголоса произнес он.

Он решительно поднял тяжелый баул. Послышался негромкий щелчок и сразу же – глухой удар, от которого жалобно звякнули банки на полках. На голову посыпался мелкий мусор, в луче фонарика затанцевала