Белорусское небо - Сергей Иванович Зверев

— Это маскхалат у него был, — вдруг дошло до особиста. — Он простыню надел, чтобы на снегу его было не видно. Он откуда-то сбежал. Смышленый малец! Пусть поспит, а потом уж поговорим с ним.

Женщины думали, что, согревшись и поев, мальчик проспит весь день, но он проснулся через четыре часа, вскочил на лавке, которую подвинули ближе к печке, и испуганно вжался спиной в стенку. Он явно ничего не помнил: и как шел из последних сил, и как его нашли, как отогревали и кормили.

— Ну, чего вскинулся? — мягко заговорила Елизавета. — Поспал бы еще. Еле ведь пришел, идти уже не смог.

— Где я, вы кто? — выпалил мальчик по-взрослому. — Вы в лесу живете?

— Ну, раз ты по лесу шел, то в лесу нас и нашел, — кивнул Сорока. — А откуда же ты будешь, малец?

— Нет, сначала вы скажите! — упрямо настаивал мальчик. — Кто вы такие?

— Мы партизаны, мальчик, — уверенно ответила за всех Елизавета.

Женщина сразу поняла, что упрямец не станет разговаривать, пока не добьется своего. Без здорового упрямства мальчик бы не выдержал тех приключений, которые выпали на его долю в чащобе зимнего леса. И это упрямство надо уважать. Елизавета вопросительно посмотрела на Сороку, и тот еле заметно, соглашаясь, кивнул ей.

— Партизаны, — повторила женщина и указала на особиста. — Олег Гаврилович вот — командир Красной армии, капитан. Меня Елизаветой зовут, я жена тоже командира Красной армии, пограничника. А Зоя, которая тебя привела сюда, спортсменка. Она оказалась на оккупированной фашистами территории, когда ездила на соревнования. А Светлана — моя дочь. Она была в плену у врагов, и мы ее освободили все вместе. И у нас есть еще военные в отряде, командиры. А теперь ты нам расскажи, кто ты и как очутился в лесу так далеко от жилья. Ты же чуть не замерз. Хорошо, что тебя Зоя увидела!

И тут мальчик сразу сник, вспомнив все, что с ним произошло. Партизаны придвинулись к нему ближе, и тогда он стал рассказывать. И про себя, и про маму и бабушку. И про деда Архипа. Тут все переглянулись, потому что про деда Архипа знали в отряде, ведь это он помог достать на аэродроме трубку и шланг для бензопровода, чтобы советский летчик мог на своем самолете улететь через линию фронта. А оказалось вот как! Оказывается, беда случилась! Мальчик ничего не видел, он добрался уже до леса и оттуда увидел огонь, как взрывались бочки с горючим, оттуда услышал стрельбу.

Ваня понимал, что стрельба и взрывы на аэродроме звучат не просто так. Он даже в глубине души понимал, что все это сделал его дедушка, что дедушка, скорее всего, погиб. Но ненависть к фашистам в юном сердечке была столь высока, что он пустился выполнять последний наказ деда Архипа, понимая всю его важность. Он не хотел, чтобы гибель самого близкого и последнего из близких людей была напрасной. Что делать, дети в военную пору взрослеют очень рано.

Елизавета обняла мальчика и стала шептать ему утешительные слова, но Ваня высвободился из ее рук, шмыгнул носом, вытер слезы и заявил гордо, что он не маленький, что он теперь тоже партизан.

— Ну ладно, с этим вопросом мы потом разберемся, — задумчиво сказал Сорока. — Главное, что ты пришел к нам, главное, что дедушка Архип не зря на тебя надежды возлагал. Ты правильно пришел. Это нам нужна была помощь, это мы спасли советского летчика и теперь, благодаря вам с дедушкой, отправили его назад к своим. Ты молодец, Ваня! Только вот куда ты шел-то, здесь же ни жилья, ничего нет в этой глухомани?

— Я в Ивацевичи шел, к тетке Пелагее, и заблудился. А потом запах дыма почувствовал и решил, что он из трубы, значит, дом есть и печка топится. Вот и пошел к дому.

— Молодец. — Сорока погладил мальчика по волосам и, увидев, что женщины принялись готовить еду для малыша, отвел его к печке, усадил на табурет и стал расспрашивать: — А что за тетка у тебя в Ивацевичах живет? Она кто?

— Она мамина родственница, — неуверенно проговорил Ваня. — Я не знаю, как назвать. Дедушка говорил, но я не запомнил. До войны еще мы с мамой к ней приезжали в гости. Тетка Пелагея очень вкусные пирожки печет. С ягодой лесной, а еще когда с грибами.

— А она одна живет или с семьей?

— Одна. Она на железной дороге работает, а мужа у нее во время аварии убило. Давно.

— А где тетка Пелагея живет? В каком доме? Где много квартир или в таком вот доме со своим садом и огородом?

— Такой, только не деревянный, а кирпичный. — Мальчишка говорил все увереннее и почти не шмыгал носом. Слезы на его глазах подсохли. — Там недалеко от станции несколько таких домов стоят одинаковых. Тетка рассказывала, что им железная дорога дома строила. Для своих работников. Смешно, да? Как это железная дорога может дома строить, она же не живая!

— Скажи еще вот что, Ваня, — попросил Сорока, — а ты немцев видел по дороге, когда в Ивацевичи пробирался?

— Нет, не видел. Я никого не видел. Боялся только волков, но их тоже не было. Самолет видел.

— Что? Самолет? — удивился Сорока и переглянулся с насторожившимися женщинами. — Какой самолет, где? Он в лесу стоял?

— Нет, самолеты в лесу не стоят, — улыбнулся мальчишка. — Они по небу летают. И этот летел, только он, наверное, сломался и искал, где садиться.

— Ну-ка, подробнее, — попросил Сорока, который не мог даже представить, что мальчик столько дней один бродил по лесу. Ведь самолет несколько дней стоял в лесу, пока партизаны не спасли летчика, не исправили повреждение. И сегодня он должен был взлететь.

— Светло еще было, — сказал мальчик грустно, как будто заново переживал свои приключения. — Я устал и сел под деревом, где ветра нет. А потом услышал, как он летит. Он прямо надо мной пролетел. Низко, и я даже звезды на его крыльях видел. Только я сначала слышал, как у него мотор работает, а потом уже не слышал. Так он за деревьями и исчез. И звука мотора я больше не слышал.

Сорока нахмурился. Если верить мальчишке, то получается, что в лесу сел еще один самолет. Или что починить самолет Седова не удалось и он взлетел и снова сел. А знает об этом Романчук, инженеры? Может, они думают, что летчик благополучно взлетел и уже у