Последний Герой. Том 10 - Рафаэль Дамиров

Она драматично закатила глаза.

— Ну надо же… — фыркнула Мария. — Придётся тебе теперь моё полусладкое пить. Или с полу.

— Иди ты, — коротко отгавкнулась вторая.

— Хотя нет, жалко на тебя его переводить, — продолжала Мария. — Вон бери водку и глыкай, как Антоша.

— Так, девоньки, успокоились, — сказал я жёстко.

— Нет уж, — отрезала Нинель. — Я пью только вино. И раз ты разбила моё, я заберу твою бутылку.

— Ага, хрен тебе, — вспыхнула Мария.

Но Нинель уже схватила со стола открытую, но ещё не разлитую бутылку. Мы не успели ничего сделать, как она демонстративно вытащила пробку, и отшвырнув ее, собрала губы бантиком и плюнула прямо в горлышко бутылки.

— Всё, теперь она моя, — победно заявила она. — Вы же не будете пить после того, как я харкнула. Ха!

— Ах ты, курва… — устало выдохнула Мария и махнула рукой. — Да подавись ты.

— Вот и подавлюсь, — хмыкнула Нинель, самодовольно улыбаясь.

Она выпрямилась, упёрла руку в бок, выпятив зад, и оглядела всех сверху вниз, покачивая трофейной бутылкой в руке.

— Да пошли вы все, знаете ли.

Колготки на ней были порваны, стрелки расползлись, помада размазалась, один глаз начал краснеть и заплывать. Она откинула прядь со лба и заговорила с той особой, тягучей издевкой, с которой частенько говорят люди, привыкшие мерить мир деньгами.

— Вы неудачники. Вы ползаете по низу, как черви. Вы даже не понимаете, что такое нормальная жизнь. Вы не знаете, как это — поехать в Милан просто потому, что захотелось. Не по горящему туру, а так, между делом пошопиться. Пройтись по Виа Монтенаполеоне, зайти в бутик, где продавец стоит перед тобой на задних лапках и улыбается, потому что знает, что ты не погулять зашла, а купишь. Вы не знаете, каково это — брать сумку за тысячу евро не потому, что нужна, а потому что цвет сегодня совпал с настроением. Вы не знаете, что такое личный водитель, спа по записи, завтрак, который тебе приносят, пока ты ещё не открыла глаза. Для вас недоступны простые для меня вещи. Нормальная косметология, нормальные рестораны, нормальные отели. Вы даже не представляете, каково это — жить, а не выживать.

Мария устало выдохнула и посмотрела на неё так, будто Нинель была прозрачная, просто фигурка из стекла.

— Замолчи. Ты сама жалкая, ты это знаешь? Ты не знаешь, что такое с друзьями нажраться в дешёвом кабаке, выйти потом босиком на набережную и орать песни до рассвета, встречая зарю. Какой это кайф. Ты не знаешь, как это — потом на следующее утро глотнуть аспирин, запить его крепким кофе, постоять под ледяным душем и поехать на работу. Делать вид, что работаешь, а на самом деле заснуть на диванчике в кабинете на час. Самый сладкий сон в жизни, понимаешь? А вечером доползти домой, сварить пельмени, обжарить их и съесть прямо со сковороды, а потом рухнуть на кровать и вырубиться. Ты считаешь это дном? Это не дно. Это жизнь, — она произнесла это слово с особым выражением. — Настоящая. А вот ты сама и есть дно…

Нинель усмехнулась криво.

— Это не то, что дно, это вообще днище, когда снизу уже даже не стучат. Вот ты сейчас молодая и красивая, рыженькая. А через десять лет ты не сможешь позволить себе даже обычного косметолога. Ты начнёшь увядать, и знаешь что? Женщины-то увядают быстрее мужчин.

Сказав это, Нинель вскинула подбородок, будто в принципе к смертным не относилась. Я только поморщился, не понимая, как в принципе сейчас можно говорить об этом, но прислушался к совету Речкина и просто не мешал девчонкам.

— А я останусь такой же, — ответила Корсунская. — Косметология развивается. Я буду молодеть.

— А с какого хрена ты будешь молодеть? — взвизгнула Мария. — За чей счёт банкет? Кого ты доить собралась? Твой Тёма в бане лежит, мёртвый.

— Сучка, — процедила Нинель в ответ, глаза у неё налились злобой. — Знаешь, чем меня задеть, тварь. Но ничего. Ты следующая сдохнешь. Мы твой телефон нашли на крыльце, возле трупа Плотниковой. Это знак. Он оставляет знаки. Значит, следующая ты. Ха-ха. А я буду смотреть, как ты умрёшь. Может, тебя взорвут. Может, провалишься в яму. Может, камень на голову упадёт. Не знаю, что он ещё придумает, но я на его стороне. Я сама не верю, что это говорю…

— Совсем сбрендила, — покрутила пальцем у виска Мария.

— Так, прекратили скандал, — сказал я жёстко. До этого я ещё верил, что они просто выплёскивают страх, но это уже переходило границу.

— Да пошли вы все, — прошипела Нинель. — Ненавижу. И Артёма ненавижу, потому что он сдох. Потому что оставил меня без ничего. И теперь я такая же, как вы. Неудачница.

Она завыла, всхлипывая. Вскинула бутылку, приложилась к горлышку и сделала несколько жадных глотков. Потом отняла бутылку, икнула, резко покраснела, словно её облили кипятком, и в тот же миг стала синеть. Захрипела.

Бутылка выпала из её рук и разбилась о пол, окатив ноги вином. В комнате запахло кислым виноградом. Изо рта Нинель пошла пена. Она стала заваливаться и рухнула на пол.

— Что с ней? — закричала Мария. — Помогите! Вы что стоите?

Но мы с Речкиным уже всё поняли.

— Вино отравлено, — сказал я и вынул пистолет из кобуры. — И оно предназначалось тебе, Мария. Ты должна была стать следующей.

Мария побледнела, отступила на шаг.

— О боже, Макс… — прошептала она, с ужасом глядя на холодное дуло. — Так это ты… ты нас убиваешь⁈

Глава 15

Мария застыла, взгляд её намертво примагнитился ко мне. В глазах плескался настоящий ужас. Она действительно решила, что я сейчас начну их убивать. Я навёл ствол на оставшихся: Речкина, Марию и на храпящего на диване Антона.

— Убийца среди вас, — сказал я.

— Максим… ты же не думаешь, что это я? — тихо выдохнула Мария, испуганно таращась то на меня, то на черное дуло.

— Нет. Я уже определился с подозреваемым.

Речкин сглотнул. Мария напряглась, нижняя губа у неё задрожала, она вот-вот готова была расплакаться. Я же подошёл к спящему Антону, приставил пистолет к его затылку и проговорил:

— Дёрнешься — стреляю.

Достал наручники. Щёлкнул одним браслетом, нацепив его на запястье Антона, сжал фиксатор до упора. Щёлкнул вторым. Антон даже не проснулся, так и лежал, шумно сопя.

Я достал телефон, включил экран, навёл камеру. В одной руке телефон, в другой — пистолет. Ткнул Антона стволом.

— Подъём. Разговор есть, слышишь?

Я держал телефон ровно. Он не