Рейс без обратного билета - Александр Александрович Тамоников

что хотите, то и говорите, но чтобы экипаж немедленно покинул самолет. Без промедления и без лишних вопросов. Притом на самое далекое расстояние, на какое только возможно. То же самое и пассажиры.

– Но…

– Никаких «но» быть не должно, – сказал Богданов. – В нашем деле это лишнее слово. Лучше его заменить словами «так надо». Тогда все будет гораздо понятнее.

– Хорошо, – сказал начальник. – Раз надо, то сделаю. Постараюсь.

– Вот это уже совсем другой разговор! – улыбнулся Богданов. – Постарайтесь. И никому ни слова. Ни-ко-му!

– Насчет этого могли бы и не предупреждать, – оскорбился начальник.

– Ну, извините. Сорвалось с языка… Теперь вот что. Сколько человек в экипаже самолета?

– Три.

– Они в летной форме или в обычной одежде?

– Разумеется, в форме.

– Отлично. Значит, нам срочно нужны три комплекта летной формы. И обязательно – по размеру. Чтобы она не сидела мешком и не вызывала подозрений…

– По чьему размеру? – уточнил начальник аэродрома.

– По чьему размеру? – Богданов в задумчивости оглядел свое войско. – Значит, так… Александр, Георгий, Степан. Вы у нас будете бравыми пилотами. Задача ясна?

– Так точно, – вразнобой ответили Дубко, Терко и Малой.

– Вот на них и надо подобрать форму, – сказал Богданов, обращаясь к начальнику аэродрома. – Посмотрите на этих молодцов внимательно и запомните их габариты, а лучше запишите. Они вам их продиктуют.

– Я запомню, – сказал начальник. – Еще что-то?

– Еще у меня вопрос. Во что одеты ваши механики, которые чинят самолеты?

– В комбинезоны, – с некоторым недоумением ответил начальник. – А что такое?

– Замечательно, – сказал Богданов. – Тогда нам нужны еще четыре комбинезона. На меня и на них. – Богданов указал на себя, а также на Соловья, Рябова и Сулейманова. – И все это – немедленно. И костюмы пилотов, и комбинезоны.

– Понятно, – сказал начальник, и совсем уже было собрался уходить, чтобы выполнить поручение, но вдруг остановился и спросил: – Скажите, а вы уверены, что эти бандиты станут угонять самолет именно нынешней ночью?

– Нет, не уверен, – ответил Богданов.

– А тогда как же…

– А вот так же, – спокойно произнес Богданов. – Не явятся в эту ночь – явятся в следующую. Не явятся в следующую – явятся через ночь. Но придут обязательно. У них нет другого выхода. Мы их загнали в ловушку. Ну, или они загнали себя сами. Впрочем, это долго объяснять. Да оно вам и без надобности. Ну, ступайте. Время не ждет.

…Все было готово к встрече угонщиков, операция была продумана до последних мелочей. Ни сам Богданов, ни его боевые товарищи не любили давать названий тем операциям, которые они задумывали и успешно осуществляли. Для них это была обычная работа, а разве работе нужны какие-то громкие названия?

И все же в данном случае название само собой напрашивалось. И звучать оно должно было так: «Ловля на живца». Живцом был тот самый, единственный самолет на единственно уцелевшей взлетной полосе. Он и вправду был сродни живцу, насаженному на рыболовный крючок. И рыбка, хотела она того или нет, должна была задуматься – клевать или не клевать. Она, помимо своей воли и своего желания, должна была сделать для себя выбор. Конечно, могла и не клюнуть, но, по сути, ничего другого ей не оставалось.

А дальше все просто. Угонщики обязательно позарятся на единственный самолет, стоящий на последней уцелевшей полосе, увидев, что остальные две разворочены. Клюнут, иначе говоря. Потому что больше им клевать будет не на что. Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра… А им надо торопиться. У них на шее шесть молодых балбесов, которых, должно быть, уже разыскивают их встревоженные родители. А скорее всего, и милиция, которая вполне может напасть на след беглецов, а там и на след тех, кто их похитил. Вернее сказать, уговорил совершить безумный поступок. Впрочем, разница здесь невелика.

Итак, их, вероятнее всего, уже ищут. И возможно, милиция напала на след. Значит, надо поторопиться. А тот, кто торопится, кто чувствует, что идут по его следу, обычно старается ухватиться за первую же возможность оторваться от погони. И единственный шанс в данном случае – это самолет на уцелевшей взлетной полосе…

Значит, все будет так, как и замыслил Богданов с бойцами. Не сегодня, так завтра рыбка обязательно заглотит живца. А уж дальше все зависит от умения рыбака – он обязательно должен вытащить рыбку на берег.

Впрочем, этой ночью никто самолет угонять не пытался. Это была та самая ночь, когда Эжен встречался с молодыми беглецами и одного из них убил. Спецназовцы, разумеется, ничего этого не знали, да и знать не могли. Они ждали. Было понятно, что если никто не попытался угнать самолет сегодня, то это случится следующей ночью. Непременно случится. Они не могли ошибиться в своих расчетах. Рыбка обязательно должна клюнуть.

* * *

До захвата самолета оставался еще целый день. За это время может случиться все что угодно. В том числе и неприятности.

Эжен это понимал, как никто другой: он был опытным шпионом. И потому все грядущие неприятности чувствовал заранее, как матерый зверь чувствует засаду на своем пути. Чувствует и старается сделать все, чтобы не угодить в заранее расставленные капканы.

Но какие неприятности могли ожидать Эжена? Он не найдет взаимопонимания с другими угонщиками? Так ведь, сдается, нашел. Конечно, все они люди ненадежные, но он посулил им заманчивые суммы за успешно выполненную работу. Кто же в таком случае отказывается от работы и какой дурак станет сеять смуту и выказывать неповиновение?

Может, те пять оставшихся молодых людей захотят пойти по стопам того неразумного юноши, который устроил бунт и схлопотал за это пулю? Тоже вряд ли. Эти молодые люди после произошедшего подавлены, напуганы до крайности, а те, кто напуган, не бунтуют. Для бунта необходима решимость, а для решимости смелость. А где взять смелость, если ты подавлен и напуган?

Так откуда же ждать неприятности? А ведь она чувствуется, просто витает в воздухе! Конечно, ситуация опасная. Но откуда же это предчувствие беды? Эжену невольно казалось, что какой-то незримый обруч сдавливает его, и не просто сдавливает, а сжимается все сильнее и сильнее…

Он решил еще раз побывать на аэродроме. Это нужно было сделать в любом случае, независимо от того, есть ли ощущение опасности, нет ли его. День – срок долгий, и много чего могло случиться за такой срок, в том числе и непредвиденного.

На этот раз он пошел один. Какой-нибудь случайной проверки Эжен не боялся, у него при себе имелись советские документы. Липа, конечно же, однако их практически невозможно было отличить от настоящих. По-русски он