Газоход - К. Велесмайская

– Мы называли его Лапис. После терапии родимое пятно на его щеке посинело, вот и… – я вздохнул, вспоминая добродушного мужика: он на шахте работал и единственный выжил после землетрясения. Ради чего? Чтобы сгинуть на белом столе.

– И? Хватит останавливаться на половине. Либо говори, либо молчи.

– Лапис был из элементалей земли. Шутник, каких поискать. Всем нам болячки свои показывал и радовался новому дню как дитя. Вот все его и полюбили. Особенно Виктория, наша ночная медсестра. Мы сначала не поняли, чего Лапис по ночам на боль жаловался и спускался в приёмную. Как по часам.

– Оу… На свиданку сбегал? – Зайчиха, наконец, повернулась ко мне.

– Ага. Забавно со стороны смотреть, как они тискались в углах и делали вид, что ничего не происходит. Только вот шло время, а из дежурки всё чаще слышался плач Виктории. Она как никто понимала, что назначение её дорогого шахтёра не сулит им совместного семейного счастья. За несколько дней до его назначения они устроили себе ночь любви.

– Откуда знаешь? Свечку держал?

Я рассмеялся в ладони, представив себя в роли свечи. Даже воск не нужен! Командирша улыбнулась, и я засмотрелся на её почерневшие зубы, представляя их чистыми, а улыбку – очаровательной. М-да. Чего только от скуки не мерещится.

– Все знали. Лапис тогда и погиб.

– Что?.. – она аж привстала, меняясь в лице: с распылённой до интереса девочки, до женщины, носившей траур за всю трагедию мира.

– Не выдержал любви, за которую ты предлагаешь сражаться. Расцвёл. В прямом смысле. Его внутренности заполнились цветами, вылезли из носа и ушей закрученными стеблями, распустились бутоны. Красные, влажные, с ошмётками… Жуткая картина, я краем глаза видел.

– Господи… – выпучилась от шока она. В свете фонарика я заметил новый оттенок её глаз. Раньше – тёмный налёт. Теперь – карамель. Хм… – А Виктория?

Я проморгался.

– Уволилась, набила татуировку с кустовой розой и уехала куда подальше. Лапис потерял самоконтроль и свою любимую жизнь ради ночи с обычной девкой, которая повелась на его шутки. Послушай всех тут, каждый скажет, что за любовь сражается. Половина из них, если не больше, за неё и помрёт. Так на кой чёрт мне сдалась эта любовь? Я тут по приказу.

В тишине я отчётливо улавливал гул остальных. Думаю, они слышали меня, рассуждали о себе и противились моей истине – нет такой вещи, за которую нужно умирать. Они – солдаты, их дело – выполнять приказы и не выказывать сомнений. Я стал таким же. Не нужно тешить себя иллюзиями о чём-то прекрасном там, в безопасности, дома.

Кофемашина тоже варила вкусный кофе, пока не встала на ноги и не направила струю кипятка в лицо человека. Это я образно.

Командирша всё это время молчала, проверяла показатели на ненавистном мне экране, пытаясь разглядеть… что? Колебания моей «росы»? Как я снова впадаю в агонию и начинаю пугаться тесноты? Она всерьёз думает, что очередная печальная история кольнёт меня сильнее, чем наше положение?

– Знаешь… – тихонько отозвалась Зайчиха, убирая устройство в планшетник. – Невская губа наша, а Лапис погиб самым счастливым человеком. И этого ты не изменишь.

Впереди послышался приказ Осириса: «Встаём! Привал окончен».

Но командирша упрямо смотрела на меня, изуродованного прогрессом и великой рукой творца-учёного. Только пока я думал, что она презирала меня за мой облик, Зайчиха осуждала меня за уродство, слетевшее с моего языка. Мои шрамы спрятаны, а её напоказ. Вот она и сильнее…

– И ещё. Есть вещи и похуже, чем сражение за любовь. Спроси у жестянок.

Она толкнула меня в плечо, и пришлось поддаться. Мы встали и пошли дальше: она – не отступившая от того, во что верила, а я…

Не думал, что по итогу окажусь самым наивным.

13-й километр. Позывной: Пиро

– Готов?

Нет! Командир спятил окончательно, видимо, тоже надышался местной заразой!

– Пиро!

– Д-да!

Орать шёпотом мне ещё не приходилось. Как и за мгновенье хватать искру огня, чтобы она не успела напитаться дарами адской трубы и превратиться в пожар. Как ловить сачком ядовитую стрекозу! Дырявым сачком.

Осирис забрал инструменты у ещё заплывшего Лешего и давай сверлить отверстие для воздуха, а меня взял на подстраховку, чтобы не дать огню распространиться. Как он себе это представлял? Что я всосу жар в рот и съем его, как огнедышащий дракон?

Звук резки металла царапал слух: я зажмурился, но Осирис толкнул меня плечом, чтобы не смел закрывать глаза. Искры сыпались повсюду, а я «хватал» их ладонями. Яркие точки ложились на мою кожу как родные, впитывались и исчезали, будто снег таял.

Всего на миг я засмотрелся, и пропустил одну гадину. Искра упала на рукав Осириса и тот вспыхнул.

– Твою!..

– Простите! – Я положил руки на его рукав, и огонь стремительно погас. Повезло! Зато я насчитал пятый водопад пота, который бежал по моей спине.

Отверстие готово. Благодать. Упав вниз, я шумно выдохнул и возрадовался тому, что сегодня никого не превратил в жаркое. Неожиданно мне вспомнились первые дни в институте для уродцев: меня тогда накачали сильным успокоительным и положили на стол. Яркий свет. Маски-противогазы. Лёгкий трёп врачей… Страшно и непривычно. Но я же – бунтарь! Никакого режима трусишки, нет, я брыкался, просил меня выпустить, даже побил одного работничка. И продолжил бы буянить, требуя ответов и причины, по которой меня заперли в дорогой психушке.

Все упорно молчали, совали в меня иглы, сканировали и разбегались по сторонам, стоило моему разозлённому озорству начать угрожать.

Помню, как было жарко. И чей-то жест доброй воли – мне показали градусник, а на нём – 42 °С. Я тихонько спросил: «Я умру?..», а мне кто-то ответил: «Скорее мы». Знал бы я тогда…

– Вот. Пей.

Хмуробровый (да, я густоте его волос определённо завидую), Осирис подал мне свою флягу.

– Награда? – я усмехнулся, но от глотка не отказался. Не в том положении. Ох, да тут совсем на донышке. – Тут…

– Допивай. Чего так смотришь? Приказ неясен?

Не знаю, что изменилось, но командир стал относиться ко мне… проще. Снисхождением я бы эти подачки не назвал, но о природе изменений догадывался.

Алёна.

Ей становилось хуже, темп снизился, она стала чаще шататься и хвататься за поручни, которых не было – как опьянённая, но чрезмерно отравленная.

Я вызвался ей помочь. Тащил на спине, раскорячившись в трубе благородной каракатицей. Благо, ростом я ненамного выше нашего токсиколога. Командир все лекарства ей отдал, а Леший, приходя в себя,