Штурмовой удар - Георгий Савицкий

были для тепловой системы наведения зенитной ракеты гораздо более «заметны», нежели тепло вертолетных двигателей. Самолет был более термоконтрастной целью, проще говоря, Егор превратил свой штурмовик в гигантскую тепловую ловушку. Проскочив в считанных метрах от головного вертолета, Егор развернул сопла реактивного самолета навстречу ракете. Ничтожно малую, сотую, а, может быть, тысячную долю секунды выиграл он у вечности, но этого хватило. Ракета теперь пошла за его самолетом.

Егор, Катапультируйся!

Прыгай, Егор! Прыгай!!! Ракета «на хвосте!»

«Дракон-1», немедленно катапультируйся!

Голоса в радиоэфире твердили одно и то же: «спасайся!» Но пилот понимал, что не может бросить доверившихся ему людей, свой штурмовик, который не раз выручал его в смертельно опасных переделках. Да и катапультируйся он над землей моджахедов — а что дальше. Поэтому летчик продолжал бороться за свою жизнь.

Егор взял ручку на себя, переламывая штурмовик из крутого, почти отвесного пикирования в набор высоты. На тело свинцовым стотонным ударом обрушилась перегрузка. Сквозь мутно-серую пелену в глазах Егор успел заметить позади машины дымчато-серый хвост — ревущая крылатая смерть преследовала его по пятам. Левый вираж… Правый вираж, пикирование, «Свеча», переворот, пикирование. В сжатых, спрессованных скоростью секундах — бешеная круговерть неба и земли, ужасные перегрузки, рев турбин, яростная борьба за жизнь. Егор резко рванул ручку управления влево, но поздно.

Ракета взорвалась справа под фюзеляжем. Тугой, тягучий удар обрушился на штурмовик. Затрещали шпангоуты, вспыхнул и запылал яростным пламенем изувеченный правый двигатель. Осколки изрешетили крыло, пробили крыло, повредив маслопровод и гидросистему. Самолет стал быстро терять высоту, оставляя за собой шлейф жирного черного дыма.

На приборной доске тревожно мигали красные и желтые индикаторы опасности, истошно выла сирена. Самолет все несся к земле, секунды растягивались, вмещая в себя бесчисленное количество времени. Фюзеляж содрогался от дикой тряски, крылья могли оторваться в любую секунду, с трудом выдерживая нагрузки. «Пожар правого двигателя. Пожар правого двигателя», — бесстрастно вещал речевой информатор. Самое страшное для летчика — пожар в воздухе!

Егор заглушил правый двигатель, грозивший разнести самолет на куски, и включил систему пожаротушения. Поврежденный ротор турбины остановился, хлынувшие из аварийных патрубков струи специальной пены загасили пламя. Летчик с трудом, уперевшись ногами в пол тянул ручку управления на себя. А земля уже стремительно набегала, оставляя слишком мало шансов на спасение. И, все таки, Егор добился своего! Преодолевая чудовищные перегрузки, рули высоты отклонились, штурмовик вышел из пикирования! Пилот судорожно вздохнул, положил самолет в набор высоты и добавил обороты левого двигателя.

В этот момент из скал к штурмовику потянулись трассы разрывных и бронебойных снарядов — моджахеды, притаившиеся в засаде, открыли огонь по уже подбитому штурмовику. Очередь наискось ударила в левый борт прямо перед кабиной. Поврежденная броня поддалась. Осколки снарядов прошили носовой отсек, уничтожив все радиоэлектронное навигационное оборудование, и чудом не задели пушку, боекомплект которой неминуемо сдетонировал бы. Поврежденное остекление кабины не выдержало: в лицо летчику хлестнули осколки бронестекла, разлетелась вдребезги приборная доска. Егор инстинктивно наклонил голову вперед, и тут что-то тяжелое ударило его по шлему. Взрывная волна жестко швырнула его тело, голова в летном шлеме тяжело ударилась о заголовник катапультного кресла. Он на мгновение потерял сознание.

Душманская зенитная пушка просуществовала еще полсекунды, до того, как ее накрыл залп реактивных снарядов со штурмовика Сергея.

Су-25 Егора «клюнул» носом и стал заваливаться на крыло. Летчик очнулся от порывов ветра хлеставшего сквозь проломы фонаря кабины. Инстинктивно он перехватил управление, выравнивая самолет почти у самой земли. Егор с трудом удерживал штурмовик в горизонтальном полете. Машина очень плохо слушалась рулей — «потяжелела».

Да и сам летчик был в ужасном состоянии: по лицу текла густая горячая кровь, лоб был разбит, комбинезон на груди изорван осколками и залит кровью. Грудь при каждом вдохе раздирала ужасная боль, видимо были сломаны ребра. Егор включился в связь, во рту было солоно от крови, кружилась голова. Он отстегнул кислородную маску.

«Дракон-2», сопровождать вертолеты! — прохрипел раненый летчик и закашлялся.

«Дракон-1», прием, вас не слышу. Ответьте «Дракону-два».

«Вот черт, рация повреждена, работает только на прием», — с досадой подумал Егор.

Сейчас он вел свой самолет чуть в стороне от вертолетов, пытаясь наскрести на одном движке хотя бы полсотни метров высоты. Левый двигатель работал сейчас почти на максимальных оборотах, Егор видел, как зашкалил указатель температуры масла. Удивительно, но на разбитой приборной остались целыми только этот прибор высотомер и указатель скорости. Все остальные приборы были разбиты. Уровень крена пилот контролировал визуально, по видимому горизонту. Штурмовик летел сейчас чуточку боком, а Егор, как мог, пытался уменьшить тенденцию самолета к левому развороту. В принципе, полет на одном двигателе допустим, но такие эксперименты все же лучше проводить над полигоном, а не над горами на поврежденной попаданием зенитной ракеты машине.

Чувствовал себя летчик отвратительно — перед глазами — серая муть, к горлу то и дело подкатывает тошнота. Все силы, которых уже не осталось, уходят на борьбу с управлением. Штурмовик на отклонение ручки управления реагировал вяло и с запозданием. Самолет с безбустерной системой управления и в обычных полетах тяжел в управлении, и при управлении приходилось, что называется, «налегать на ручку». А сейчас ручка управления будто налилась тысячетонной тяжестью…

Ничего не видно. Левый глаз залит кровью, во рту гадостно-кислый привкус.

Штурмовик Сергея вырвался вперед.

Командир, ты меня слышишь?

Егор легонько покачал крыльями.

Отказала рация?

Снова покачивание плоскостями.

Командир, катапультируйся!

Энергичное двойное покачивание.

Ладно, как хочешь. Но на посадке завожу лидером.

Легкое покачивание крыльев в ответ.

В эфире вдруг возник взволнованный голос Наташи:

«Дракон-2», я «Солнце-1», ответьте, что с ведущим?

Подбит, но держится. Я веду его на аэродром. Прием, как поняли меня?

Вас поняла. Не буду мешать.

Вертолеты наперекор всему плыли в жаркой синеве неба. Чуть ниже шла пара штурмовиков. С момента атаки душманской зенитной засады, прошло совсем мало времени. Но для пилотов эти минуты показались годами. И, все-таки, не смотря на такую сложную ситуацию, они продолжали исполнять свой долг защитников.

Егор повертел головой, морщась от боли и тошноты. Внезапно он заметил на земле яркий отблеск, похожий на блик от бинокля или какого-нибудь другого оптического прибора. Он был ясно виден на фоне серых скал. Летчик развернул нос своего штурмовика и дал очередь из пушки в том направлении.

Штурмовик Сергея скользнул вниз, ему навстречу ударили свинцовые струи зенитных пулеметов. Но пилот не дрогнул, под широкими крыльями ударного самолета сверкнуло пламя. Дымные стрелы ракет унеслись к земле. Огненный вихрь пронесся по склону.

Спасибо,