Штурмовой удар - Георгий Савицкий

Ладно, отдыхай, я к тебе еще зайду, — сказал Сергей, собираясь уходить. — Отдыхай- отдыхай.

Второй раз Егор проснулся, или. Вернее сказать, очнулся, когда солнце уже клонилось к закату. В раскрытое окно с гор дул прохладный ветерок. Он покосился на капельницу возле кровати и иглу на правом сгибе локтя. Кап-кап-кап. Сейчас это лекарство — его жизнь. Чувствовал Егор гораздо лучше. Голова не болела и не кружилась, мысли текли размеренно и спокойно. Боли тоже особой не было, только чуть ныли раны. «Ага, это потому, что я наркотиками накачан по самые брови», — подумал Егор.

В дверь палаты тихонько постучались. Мелькнула расплывчатая тень в полупрозрачном стекле, и в комнату вошла Наташа. Она нерешительно остановилась у двери.

Егор повернул голову и увидел ее. Девушка смотрела на него широко раскрыв глаза, в которых застыла тревога и горечь, тяжкий груз переживаний, выпавший на ее долю за последние несколько дней. Ее лицо было очень бледным, сейчас она едва держалась. У Егора сжалось сердце, острый горький ком подступил к горлу.

Наташенька, заходи, — сказал Егор, голос был хриплый, слабый, будто бы чужой.

Она подошла к нему, осторожно ступая по белому скользкому кафелю, словно это был тонкий лед.

Егор… — она присела на краешек кровати, зачем-то поправила капельницу. — Здравствуй, я… — она не выдержала и разрыдалась.

Наташенька, милая моя, — прошептал Егор, обнимая свою возлюбленную. — Солнышко, не надо плакать. Все уже хорошо.

Он прерывисто вздохнул, ребра тут же отозвались острой болью. Летчик невольно скрипнул зубами.

Егор, тебе больно, — тревожно и растерянно сказала девушка.

Нет, Солнышко, уже все хорошо.

Она провела рукой по бинтам на груди раненого пилота.

Егор, я так боялась, что ты… Ты… — она снова заплакала.

Ната… Наташенька, ну не надо, — он левой рукой взял ее изящную ладонь и поднес к своим сухим растрескавшимся губам. — Ты для меня дороже всех на свете.

Наташа склонилась над ним и запечатала губы Егора долгим, пылким поцелуем. Он стер с лица Наташки слезы, несколько бриллиантовых капелек упало ему на губы.

Наташа, — серьезно сказал пилот. — Я очень боялся опоздать.

Я знаю. Я понимаю, Егор, — ответила она.

Егор решительно перекрыл капельницу, выдернул иглу из вены и залепил рану пластырем.

Ты что делаешь? — испугалась девушка.

Егор неуклюже сел на кровати и обнял Наташу. Прижался к ней, ощущая как бьется ее сердце, стал порывисто ее целовать.

Наташа, милая моя, родная. Любимая моя. Ты нужна мне, я люблю тебя и не могу жить без тебя, — он заглянул в ее прекрасные бездонно-голубые глаза. — Для меня есть только ты, родная.

Девушка лишь молча прижалась к его забинтованной, израненной груди.

Егор, если бы ты только знал…

Я знаю. Не нужно слов. Не плачь.

Егор, ты мне нужен. Не бросай меня, — тихонько сказала она, целуя его в губы.

Я никогда тебя не брошу, моя хорошая.

Наташа доверчиво положила голову ему на плечо, и теперь только тихонько всхлипывала. А Егор…

А Егор, вдруг, почувствовал, что огромная тяжесть ушла из его сердца. Он был счастлив. Пройдя через суровые, подчас, смертельные испытания, он. Ни смотря ни на что, остался верен свой мечте. Сумел сохранить свои самые светлые чувства, которые испытывал к любимой. И, пусть ему было горько, невыносимо трудно жить с этим, он победил судьбу. Сейчас он был с Наташей, своим Солнышком, как ласково он ее называл. И пусть, впереди еще большие сложности, житейские проблемы — он преодолеет все. Они вдвоем с Наташкой преодолеют. И нет той силы, которая способна их разлучить. Казалось, они провели в объятиях друг друга целую вечность.

* * *

Прошло две недели. Молодой тренированный организм восстанавливался, Егор быстро выздоравливал. Его уже перевели из палаты интенсивной терапии в обычную. К нему постоянно приходила Наташа, и эти встречи давали Егору силы выздоравливать. Также часто к нему забегал Серега Фельдшер.

Однажды пришли и Серега Тимченко с техником самолета Женей Ивановым.

Привет, мумия, — сказал ведомый, когда вошел в палату и увидел своего всего перебинтованного командира.

Раненые, лежащие на соседних койках в огромной комнате, засмеялись.

Егор, лежащий под капельницей махнул свободной рукой.

Привет, садитесь.

Сергей уселся на скрипучий стул, Женька — на табурет. Они оба склонились над огромными сумками, которые притащили с собой.

Так, тут ребята передали… — пояснил Серега.

Сгущенка, шоколад, колбаса — на тумбочке все эти съестные припасы уже не помещались, и он стал складывать их на подоконник.

Слышишь, Серый, я все это съесть не смогу при всем своем желании. С ума сойти.

А я тебя и не спрашиваю, — ответил ведомый, продолжая священнодействовать.

Ну, спасибо, — растерянно ответил Егор.

Ребята, а закурить не найдется? — спросил молодой солдат с загипсованной ногой.

Найдется, — кивнул летчик и достал целый блок «трофейных» сигарет «Кэмэл» в яркой блестящей упаковке. — Берите, ребята, я знаю, что мой командир не курит.

А откуда такая роскошь? — поинтересовался пожилой сержант с перебинтованной головой.

Десантники угостили. Они недавно караван «духов» разметелили и в числе трофеев прихватили сигареты.

Нормально…

Пришла медсестра, сняла Егору капельницу. Увидев посетителей, она попросила не шуметь. Впрочем, сказала она это больше для порядка. Сергей вместе с Женей заверили ее, что вести себя они будут, ну просто очень скромно. Сестричка покачала головой, но ничего не сказав, вышла.

Как только дверь в палату закрылась, летчик и техник переглянулись. Материализовавшись прямо из воздуха, на тумбочке появилась бутылка «Столичной».

Эй, братцы-славяне, подгребайте к нам, — тихо сказал Егор. — Сеанс интенсивной терапии.

Народ служивый был понятливым, и дважды повторять не требовалось. Плеснули по чуть-чуть каждому и выпили за встречу, и, конечно же, за возвращение домой. Потом принялись за закуску. В палату вошел Серега Фельдшер.

Привет. А что это за банкет, — он подозрительно потянул носом воздух.

Да вот, сидим, общаемся… — неопределенно сказал кто-то из раненых.

Ага, я вижу, как вы «общаетесь». Водочный дух по всей палате.

Да это нам уколы делали.

Ага, ты мне расскажи…

Сергей Николаевич, — сказал Егор, вежливо. — Не желаете присоединиться к нашему застолью?

Серега Фельдшер улыбнулся:

Если пьянку, извините, культурное застолье, нельзя предотвратить, значит нужно его возглавить.

Правильно.

Сидел народ служивый, выпивал, правда, по чуть-чуть, беседовали о житье-бытье.

Слышишь, летун, а ты почаще к нам заходи,