Штурмовой удар - Георгий Савицкий

Солнышко…

Тьма сомкнулась над ним.

Его освободили от ремней, осторожно вытащили из кабины и положили на носилки. Поставили капельницу. Носилки занесли в вертолет, он тут же взлетел и направился в сторону госпиталя.

Егор очнулся в вертолете. Гул турбин… Его подбили. Ракета… Кромсающие металл снаряды… Держать управление… Штопор… Управление!

Я «Дракон!» Я «Дракон!» Прием! — метался он в бреду. — «Солнце-один», прием! «Солнце…» Солнышко.

Егор я здесь, все будет хорошо, — донесся самый родной для него голос.

Прохладная ладонь легла ему на лоб, стало чуточку легче. Он открыл глаза.

Наташенька, милая, не плачь, пожалуйста… — прошептал с трудом Егор.

Он попытался приподняться, но силы оставили его. Он снова потерял сознание. Тонкая струйка темной крови медленно поползла из уголка рта.

* * *

Темно-вишневая капля скользнула по лезвию скальпеля и упала на стерильную простынь.

Сестра, зажим, — приглушенный маской голос хирурга чуть напряжен.

Над телом, распростертым на операционном столе, склонились люди в стерильных масках темно-зеленых хирургических комплектах. Они заняты сейчас тяжелой и трудной работой. За неспешностью и кажущейся медлительностью — упорная борьба за жизнь пациента.

Тихо пищит электрокардиограф, по его зеленоватому экрану бегут тонкие ломаные линии. Шипит ИВЛ — система искусственной вентиляции легких, капает лекарственный раствор на фильтры капельницы. Изредка в тиши операционного зала слышатся негромкие лаконичные фразы.

Показатели? — слышится негромкий голос врача.

Давление сто десять на семьдесят, пульс пятьдесят ударов в минуту, дыхание ровное, неглубокое, — вполголоса отвечает анестезиолог.

Молодой капитан-хирург скальпелем аккуратно рассекает ткани, подбираясь к глубоко засевшему осколку. Грудная клетка пациента раскрыта, края раны зафиксированы расширителями. Видно, как бьется сердце, пульсируют крупные кровеносные сосуды, вздымаются и опадают легкие.

А рядом с легкими, у самого сплетения крупных сосудов притаился черный кусочек металла.

Придержите здесь. Так, вот… Хорошо, — в голосе хирурга — предельное напряжение. — Пинцет.

Пинцет, — так же тихо отзывается ассистент.

Аккуратно хирургический инструмент смыкается на осколке. Легкое, почти незаметное движение, и смертоносный кусочек металла покидает тело пациента. С металлическим звяканьем он падает в кювету.

Так, следующий осколок, — голос хирурга хрипнет от напряжения, на лбу поблескивают капельки пота. — Промокните мне пот.

Медсестра подхватывает зажимом Кохера кусок стерильной марли и быстрым движением стирает пот.

Операция идет своим чередом. Медики, весь операционный персонал сейчас действуют на пределе своих физических, психических, интеллектуальных сил. Сапер ошибается только один раз, но цена ошибки, чаще всего, его собственная жизнь. Цена ошибки хирурга — жизнь пациента. Просто, логично и неумолимо.

Давление падает, — с тревогой в голосе сообщает анестезиолог. — Сто на семьдесят… Девяносто на шестьдесят… Продолжает падать.

Похоже на кровотечение, — вопросительно поднимает глаза ассистент на хирурга.

Да, но где? — отвечает доктор.

А ситуация угрожающая. Внутреннее кровотечение — вещь опасная своей скрытостью. Необходимо найти его источник. Врач вместе с ассистентом еще раз внимательно и быстро осматривают операционное поле — где? Ага… Кажется… Вот! В том месте, где недавно был удален осколок, поврежден крупный кровеносный сосуд. Хирург перекрывает его зажимом.

Лигатуру[41], — кивок ассистирующему врачу. — Займитесь сосудом.

Через пару минут нарушенный, было, ритм операции восстанавливается. Все продолжается своим чередом.

Но внезапно непрекращающийся писк электрокардиографа прекращается, вместо него прибор выдает один сигнал на высокой ноте. На экране — прямые линии.

Остановка сердца, фибрилляция, — бесстрастно констатирует анестезиолог.

Кордиамин[42] в вену, усилить ток капельницы, — немедленно отреагировал хирург.

Ассистент уже делал укол.

Не помогает. Показатели те же.

Черт! Готовьте адреналин[43], быстро!

Сестра сломала головку ампулы и стала наполнять шприц.

Быстрее.

Она подала шприц хирургу.

Делаю внутрисердечный, — хирург помедлил, словно прицеливаясь, и вонзил длинную иглу в сердце пациента, потом медленно надавил на поршень.

Все замерли, следя за реакцией уставшего кровяного насоса. Спустя несколько секунд, которые показались врачам вечностью, медленно, словно нехотя, сердце начало биться.

Есть пульс.

Нормально. Продолжаем.

Операция продолжалась. Все те же экономные движения, приглушенные короткие фразы. Изредка, позвякивание инструментов. Падают один за одним в окровавленный кювет осколки.

Прошло еще полтора часа.

Все. Зашивайте, — хирург отступил на шаг от операционного стола, уступая место своим ассистентам.

Щелкнула клемма иглодержателя, тонкая изогнутая игла сверкнула в синеватом свечении бестеневых ламп. Кетгутовая[44] нить стежок за стежком сшивает поврежденные ткани. Потом шелковой нитью выполняются поверхностные швы.

Все. Мы закончили.

Хирург посмотрел на бледное лицо пациента наполовину закрытое массивной черной вентиляционной маской, обвел взглядом врачей и медсестер.

Ну, теперь жить будет, — усмехнулся он. Всем спасибо. Спасибо, ребята. И сестричкам тоже — большое спасибо.

Он вышел в коридор, прислонился спиной к побеленной стене, стащил хирургическую маску и перчатки. Постоял, потом вышел в госпитальный двор, стрельнул сигаретку у проходившего мимо солдата, и с наслаждением затянулся густым табачным дымом. Блаженно зажмурил глаза.

Еще один его пациент будет жить. Это — победа. Маленькая и почти незаметная победа.

Глава 16

Егор застонал и открыл глаза. Резкая боль обожгла зрительные нервы — в палате был слишком яркий свет. Зверски хотелось пить. Он справился с мельтешением разноцветных кругов и пятен и вновь приоткрыл глаза. Болела голова, чувство было такое, будто его избили палками. Шея задеревенела. Ну и ощущения! Все вокруг покачивалось и куда-то уплывало. С большим трудом он различил скорбную физиономию Сереги Ивахненко, сидевшего возле кровати.

О, Серега, а чего ты тут делаешь, — с трудом ворочая языком, спросил раненый летчик.

Дожидаюсь, пока ты в себя придешь, — мрачно ответил Сергей. — Как ты себя чувствуешь?

Х…во я себя чувствую. Как будто по мне проехались танком, а потом расстреляли из гранатомета, — эта тирада далась Егору нелегко, он откинулся на подушку и прикрыл глаза, переводя дыхание. — Дай воды.

Тебе сейчас нельзя пить, — категорически ответил Сергей.

Ну, блин, придет война, попросишь хлеба, — попытка пошутить отчасти удалась. — Сергей, это случайно не ты меня с того света вытащил?

Нет. Это мой друг тебя оперировал.

То-то я чувствую, что у меня все органы на месте, — улыбнулся через силу летчик.

Да иди ты…

Слышишь, Сергей, а как там Наташа?

Она спит сейчас. Я ей лошадиную дозу снотворного вколол. А то извелась совсем. Плакала…

— Знаешь, я так боялся опоздать тогда… — сказал Егор и