Обманщики - Джон Мастерс

мозг Уильяма боролся с этой новой проблемой. Как он мог уйти, пока вопросы незнакомца не затронули его маскировку слишком глубоко? Женщина у костра все еще витала на заднем плане его мыслей. Этот человек, казалось, знал Гопала; он мог знать, где он находится, и Уильям хотел бы это выяснить; но любой вопрос выдал бы его обман. И что же сделал этот парень? Кто угрожал его жизни? Уильям отвечал здесь за закон и порядок. Если человек совершил преступление, он должен был за него ответить; если же нет, то, по-видимому, он бежал от личной мести, возможно, от какой-то вендетты. В течение восьми лет с тех пор, как они захватили эти территории, британцы яростно боролись за их создание вниз по всему беззаконию, царившему в старой империи Маратхов. Им это удалось. Он должен арестовать незнакомца, отвезти его обратно в Падву и там заставить его сказать правду.

Но он не мог сделать ничего из этого. Его собственный обман держал его в мертвой хватке. Это был не Уильям Сэвидж, а ткач Гопал, который, как считалось, убил человека и скрывался от английского права и от Уильяма Сэвиджа, который его представлял.

Он должен уйти. Он начал бесшумно ползти назад, напрягаясь, чтобы начать бежать, ощупывая руками спину.

Незнакомец сказал: «Не уходи. Я хочу вам кое-что показать».

Уильям продолжал двигаться.

Полувидимая тень сказала: «Тогда я должен вернуться к реке и сказать ей у костра, что человек, который пришел, не был Гопалом».

Уильям отчаянно плакал: «Я, я! Отпусти меня!»

«Приходите и докажите это. Возможно, так оно и есть. Она может задать несколько вопросов, которые сразу дадут о себе знать. Или на вашем теле может быть какая-то маленькая отметина, о которой она знает. Но зачем идти? Пойдем со мной. Я хочу, чтобы ты кое-что увидел. Нет ничего важнее в мире для тебя — Гопала—, потому что ты посмотрел на след мопса леопарда, потому что не хотел позволить женщине умереть».

Уильям глубоко и сердито вздохнул. Ему не нравилось, когда его толкали. Он тяжело шагнул вперед, разгневанный английский чиновник; но его тапочки так странно стучали по земле, что он остановился, остановился и удрученно пробормотал: «Хорошо».

«Хорошо. Следуй за мной. Молчи. И, прежде всего — Гопал — не кричи и не отходи от меня, что бы вы ни увидели. Понимаете? Иначе твоя шея будет похожа на мою». Он горько рассмеялся и вышел на лунный свет. Его голова была слегка наклонена вправо от шеи. «Как у меня, только больше — настолько больше, что вы этого никогда не почувствуете».

Он поднял кинжал. Он прошел мимо Уильяма, не оглядываясь по сторонам, и Уильям после последнего короткого колебания пошел по его стопам.

Мужчина двигался легко, и через десять минут Уильям понял, что перекрестные тропы от Бхадоры и до нее должны быть близко; одновременно однобокий человек впереди замедлил темп.

Впереди среди деревьев сверкал свет большого костра. Уильям начал, задаваясь вопросом, не потерял ли он вообще чувство направления, и они вернулись к реке, и там был зажжен костер. Форма деревьев впереди была знакома, но они не стояли у реки. Он вспомнил, где, недалеко от дороги для воловьих повозок к западу от Бхадоры, стояла большая роща тенистых деревьев, а посреди нее — баньян. Роща находилась не рядом с тропой, а в нескольких сотнях футов к югу от нее. Это было излюбленное место путешественников, где они проводили ночь — в восточном направлении, если они ожидали, что паром впереди будет остановлен на ночь; в западном направлении, если они пересекли реку слишком поздно, чтобы продолжить путь в сторону Мадхьи.

Кривой мужчина протянул руку в качестве перекладины. Они ничего не видели среди кустов и деревьев, но мужчина прислушался и, казалось, услышал что-то, что его удовлетворило. Уильям услышал лишь слабый треск огня. Незнакомец указал направо и сказал необычным, почти беззвучным голосом, в котором при этом не было ни звука шепота: «Сюда. Держись низко».

Они пошли дальше. Сердце Уильяма сжалось от невольного волнения. Кусты густо росли на их пути, и последние десять ярдов они ползли на животе. Перед ними открылась роща. Еще через ярд перекошенный человек шагнул вперед и расположился так, что корни куста распространились по его лицу и разбили свет костра и тень на нем. Уильям подполз к нему и лежал неподвижно, успокаивая дыхание.

Там он мог бы сказать, что у него оспа или чума. Тогда этот человек держался бы от него подальше. Но эти идеи всегда приходили слишком поздно. Теперь ему оставалось только лежать неподвижно, вспоминать лицо мужчины и смотреть, что произошло. Он взглянул в сторону, а через две минуты поджал губы и понял, что вообще не может описать своего спутника. За исключением небольшого наклона головы, он был невзрачным, неописуемо средним: смуглая кожа, темные глаза, хрупкое тело; губы, подбородок, нос, руки — нечего сказать, кроме того, что они у него были. Уильям осторожно повернул голову вперед.

Из середины рощи большой огонь рисовал движущиеся узоры на стволах деревьев и посыпал нижнюю часть высоких ветвей розовым светом. Восемь или девять путешественников, все мужчины, беспорядочно сгрудились в роще, огонь окрашивал их лица в красный цвет или создавал силуэты на более светлом фоне. Время от времени они вглядывались в темноту, их глаза блестели от страха перед дорогой.

Свет мигал от кастрюль и медных лотахов. Свернутые одеяла и бесформенные связки отбрасывали черные тени на траву. Когда глаза Уильяма привыкли к большому огню, он уловил и другие крошечные огни, сверкающие среди деревьев. Двое мужчин сидели на корточках отдельно от остальных и отдельно друг от друга: брахманы, подумал он. Напротив большого костра сидел мужчина с румяным, здоровым лицом; цвет лица, туго завитая борода и манера завязывания тюрбана говорили о том, что он сикх с севера. Худой мальчик лет десяти вышел из темноты и встал рядом с сикхом. «Отец, наша еда приготовлена».

Было ясно, что не все эти люди принадлежали к одной группе, но Уильям еще не мог понять, как их следует сгруппировать; отец и сын, очевидно; два брахмана, вероятно, хотя они ели спиной друг к другу; остальные в роще представляли собой комки тени, небольшие движения, низкие голоса, полувидимые лица.

Румяный сикхский фермер встал и огляделся вокруг. Подняв голос, он сказал: «Наша еда готова. Как видите, я из Хальсы. У нас хорошая еда — чупатти и дал. Кто голоден, кто может по своей религии есть