Современный зарубежный детектив-7. Компиляция. Книги 1-19 - Ребекка Занетти

Госпожа Кан облокотилась на стол. Ее глаза, удивительно спокойные, были прикованы ко мне.

– Я тебе доверяю. Я не хочу никоим образом быть замешена в этом расследовании, Соль. Мне и так проблем хватает.

– Я понимаю… – я глубоко вдохнула, чтобы успокоиться. – Госпожа, а все католики носят подвеску с крестом?

Она достала свое ожерелье. С нитки с бусинами свисала серебряная фигурка полуобнаженного человека на кресте.

– Не все, – ответила она. – Но я ношу ее, чтобы не забывать: знания требуют перемен. Я не могу жить как прежде, когда я познала жертвенную любовь Отца нашего небесного.

– У ученого Ана такая была. Вы не знаете, госпожа, он тоже был католиком?

– Я несколько раз встречала его на католических собраниях. Порой я сомневалась, интересно ли ему в принципе наше учение и не приходит ли он сугубо из-за госпожи О, поскольку он то и дело украдкой поглядывал в ее сторону. Но однажды он ни с того ни с сего стал обращаться с ней очень холодно, а после и вовсе перестал приходить. Так что я весьма удивилась, узнав, что они с госпожой О были любовниками. Это мне было неизвестно.

Я нахмурилась, силясь собрать воедино кусочки головоломки. Может, ученый Ан использовал католичество как предлог, чтобы сблизиться с госпожой О и вернуть ее доверие? Ведь он же бросил ее на целый год. И может, тогда госпожа О рассказала ему о священнике – как тот выглядит, где прячется. А когда ученый Ан узнал, что она хочет вступить в «Еретическую труппу девственниц» и положить конец их роману, он решил раскрыть правду о ее вере и знакомстве со священником Чжоу Вэньмо.

«Это священник, – вдруг потрясла меня мысль. – Главная цель убийцы – это священник».

– Вы когда-нибудь видели священника Чжоу Вэньмо, хотя бы мельком? – спросила я.

Госпожа Кан заправила ожерелье обратно в одежды. Ее взгляд метнулся куда-то в сторону.

– Не видела. Почему ты спрашиваешь?

– Священник может прямо сейчас бродить по землям нашего королевства, и никто об этом не узнает, потому что, как поговаривают, он внешностью вылитый чосонец, одет как чосонец и говорит на чосонском языке. Полиция даже не знает, как он выглядит. Но если его поймают – скажем, инспектор Хан, – то священника тут же казнят за распространение католицизма, верно?

– Священник Чжоу Вэньмо – подданный Китая. Его убийство будет ужасным преступлением по отношению к нашему вассалу. Так что, когда его поймают, полиция вышлет его обратно в Китай.

Желудок у меня сжался. Я придумала мотив преступления для всех, кроме инспектора Хана. И теперь я задавалась вопросом: неужели инспектор Хан держит поиски священника в тайне, потому что хочет не выслать его в другую страну, а убить? Но почему?

– Этот твой инспектор, – приподняла бровь госпожа Кан. – Вижу, ты о нем беспокоишься.

Мое дыхание участилось.

– Нэ?

– Это странно. Почему тебя так занимает дело об убийстве госпожи О?

Я открыла рот и тут же закрыла, пытаясь найти ответ. Потерла руки о юбку. А потом, глядя в пол, прошептала:

– Я боюсь его и того, на что он способен.

Женщина медленно кивнула головой и молча, но решительно посмотрела на меня.

– Тебе больше всего стоит бояться того, что он мог бы с тобой сделать.

Я недоуменно нахмурилась и вдруг вспомнила ее предупреждение: меня поглотит тьма. Возможно, она и вправду сумела заглянуть в мое будущее. А может, она сразу поняла, что некоторые черты моего характера не могут не привести к неприятностям. Я была слишком любопытна. Хитра. Непокорна.

– Что бы мне тебе рассказать об инспекторе Хане Дохюне? – спросила она.

– Все, – тут же вырвался у меня ответ. – Все, что вам известно, госпожа.

Наступила тишина. Мне приходилось напоминать себе дышать.

– Отца инспектора Хана казнили за исповедование католичества.

Я удивленно моргнула. Я впервые об этом слышала.

– После казни всю его семью сослали на остров как сообщников. Лишили статуса, сделали рабами. Но покойный король сократил срок их изгнания с десяти лет до трех. По словам инспектора, с острова он единственный вернулся живым. С какого острова – не знаю. Позднее его с большой неохотой усыновил дядя, а инспектору Хану вернули дворянский титул. Конечно, все обернулось так хорошо только потому, что это был дядя по материнской линии.

– Вы имеете в виду дядю господина Хана?

– Именно. Твой инспектор порвал все официальные связи с отцом и взял фамилию господина Хана.

– Откуда вы это знаете?

– Я слышала об этой казни, еще когда жила в Токсане, моем родном городе. А по приезде в столицу я поинтересовалась, что же случилось с семьей мученика. Тогда-то я и узнала историю инспектора Хана.

Значит, в прошлом инспектор Хан был связан с католичеством… Это только доказывало его причастность к убийству.

Теперь я понимала, почему полицейский Кён думал, будто может доказать вину инспектора. И почему командор Ли не отмел подозрения Кёна. У инспектора Хана был мотив убить иностранного священника, даже если эта казнь разозлит Китай, и этим мотивом была месть.

– Я и не знала…

– Об этом никто не любит говорить. Его прошлое – негласная тема, как и его родной дом, где они с семьей жили до казни отца. Новый владелец туда даже не наведывается: говорит, в доме обитает призрак прошлого хозяина, ученого Чона.

Волосы у меня встали дыбом. Чон. Я мысленно затрясла головой. Чон – это была моя фамилия; впрочем, она была отнюдь не редкой. Еще одно совпадение. Я надавила пальцами на глаза, стараясь удержать рвущиеся наружу вопросы.

Чон Джонъюн. Так меня звали по-настоящему до того, как старшая сестра нарекла меня Соль и запретила когда-либо называть нашу фамилию. Она делала все, чтобы защитить меня от нашего прошлого, однако так и не объяснила, почему же надо его скрывать. «Какого прошлого? Что случилось?» – спрашивала я, а она лишь качала головой и уходила.

Но я точно знала: моя фамилия, Чон, значила «верность», как и первый слог в имени Джонъюн.

«Чон Джонъюн! – донесся до меня из воспоминаний дразнящий и ласковый голос старшего брата. – Чон Джонъюн, девочка, полная верности».

Пятнадцать

Дождь продолжал идти.

В детстве, когда лило как из ведра, мне только дай повод – я мигом выбегала наружу и заходилась смехом. Теперь же я могла лишь с холодным сердцем смотреть на застланную бумагой дверь, за которой виднелось небо, плавно переходившее из черного в серый.

Чон, Чон, Чон. Имя из моего прошлого крутилось в голове, как мухи вокруг трупа, прилетевшие на запах смерти.