Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 - Дэн Браун

– В следующий раз вообще запрещу тебе здесь появляться, чертов дармоед! – проревел хозяин заведения, выпихивая Райана вон. Остальные гурьбой, хихикая, валят за ним. – Тоже мне братья-рабочие выискались! Говенная мелюзга!

Она не знает, в каком сейчас состоянии Райан, и испытывает чувство вины за то, что обрубила все контакты после колледжа.

Рядом шевелится Уилл. Ханна смотрит на мужа – все у нее внутри сжимается от любви к нему с такой силой, что становится больно. Чувства становятся острее, когда она смотрит на него спящего. Когда Уилл бодрствует, он собран, безупречен и напоминает того недавнего выпускника частной школы с хорошими манерами, который предложил ей в первый вечер место за столом в столовой Пелэма. Иногда ей кажется, что она так и не смогла до конца изучить Уилла, и знает о нем не больше, чем в самый первый вечер.

Зато когда Уилл спит, он целиком принадлежит ей, и она любит в такие минуты каждую частичку его тела.

Похоже, ему что-то снится, по лицу пробегают тени эмоций. «Интересно, о чем он думает?» – в очередной раз гадает Ханна. Научится ли она когда-нибудь видеть его насквозь, ощущать всю глубину чувств, скрывающихся за мягким, веселым нравом? Возможно, за это она его и любит – за непостижимую глубину и редкие проявления беззащитности, которая заметна только ей.

Ханна всего раз была свидетельницей его слез – после смерти Эйприл, когда они сидели, обнявшись, и бесконечно горевали о том, что оба потеряли, в то же время ощущая – отныне они навсегда связаны друг с другом.

До

После рождественских каникул Ханна возвращалась в Оксфорд с ощущением, что едет домой, а не из дома.

– Почему зимний триместр называют триместром Илария? – спросила мать Ханну по дороге на станцию.

Ханна, не задумываясь, ответила: «Потому что святой Иларий из Пуатье помер аккурат в середине триместра», – и сама рассмеялась. Ее развеселила не только шутка, но и мысль о том, как сильно она изменилась. Откуда она знала такие вещи, проучившись всего один триместр? Какая разница. Знала, и все. Как знала, за что выдают синие пиджаки и что положено надевать на податях.

Подати! Само это слово вызывало спазмы в желудке. Всего три слога, никаких причин, чтобы нервничать, но она все равно нервничала.

– После этих экзаменов не исключают, – пояснила Ханна озадаченной матери. – Отсев делается в конце первого курса. Подати устраивают в начале каждого нового триместра для проверки, чему ты научилась за предыдущий триместр.

– Обычная проверка, говоришь? Выходит, она ничего не значит?

По сути, мать была права, но не совсем. Насколько удалось выяснить, подати не влияли на характер диплома, с отличием или без, и вообще ни на что не влияли, однако все накануне податей бегали, как ужаленные, в том числе второкурсники, пережившие эту напасть не один раз.

«Какой смысл в триместре длиной два месяца, – спросил в своем сообщении Уилл на второй день Рождества, – если нас заставляют выполнять всю работу на каникулах? Чтобы дать преподам время писать свои статейки? Не могу поверить. Все мои приятели пьют и гуляют, а я сижу и зубрю».

Ханна была вынуждена признать, что он прав.

Впрочем, ее тревожили не только подати. Сообщение Уилла вызвало прилив жгучего удовольствия, за которым сразу последовали острые угрызения совести. Как глупо! Стоило его имени появиться на экране телефона, а она уже улыбается как последняя дура. Уилл – парень Эйприл. Ей не следует о нем думать. Беда лишь в том, что сердце не слушалось.

Перед праздниками Ханна лелеяла надежду, что одержимость Уиллом как-нибудь рассосется. Шести недель должно было хватить, чтобы забыть его усмешку, длинные, тонкие кисти рук, взгляд, брошенный на нее через переполненную СКО, улыбку, зажигающую свет в сердце. Но одно-единственное сообщение показало, что Ханна обманывала себя. Уилл по-прежнему ей нравился. И это совершенно точно делало ее худшей лучшей подругой.

Вместо ответа Уиллу она, пытаясь заглушить чувство вины, написала Эйприл:

«Как ты там? Поздравляю с Рождеством! Надеюсь, у тебя все отлично».

«Спасибо, – ответила Эйприл. – Жуткое дерьмо, а не праздник. Правда, подарили сумку от Баленсиаги, так что нет худа…»

Через несколько секунд:

«А ты как отметила?»

«Нормально. Правда, мне сумок от Баленсиаги не дарили. И добро, и худо в одном флаконе».

«Ха-ха», – и Эйприл прислала картинку хохочущего лягушонка.

Поезд приближался к Оксфорду, и Ханна испытывала не тоску по дому, а нечто прямо противоположное, сродни радости от возвращения домой. Мысль о Пелэме, Эйприл и квартирке в старом корпусе заставляла ее улыбаться от счастья, которое не могли омрачить никакие подати.

Выходя из поезда, она увидела впереди Райана и побежала за ним, беззастенчиво расталкивая других студентов на перроне. Бежать было трудно – на спине рюкзак, в руках чемодан – однако она догнала приятеля у барьера билетного контролера. Райан в этот момент начал рыться в карманах в поисках бумажника.

– Райан! Как встретил праздник?

– Эйяп, Ханна Джонс! – по-йоркширски приветствовал ее Райан с улыбкой до ушей и заключил в медвежьи объятия. – Как дела, котенок?

– Хорошо. А у тебя?

– Малина! Хорошо отпраздновал, но обратно тянет.

– Могу поспорить, ты соскучился по Эмили.

– По сексу точно соскучился.

Ханна невольно закатила глаза.

– Тебе прекрасно известно: даже если бы ты был самым смазливым поросенком, Эмили не подошла бы к тебе и на пушечный выстрел.

– Она похожа на всех умных женщин, – ответил Райан, просовывая свою сумку через турникет, – тайком мечтает, чтобы троглодит забросил ее себе на плечо и уволок в пещеру.

Ханна покачала головой, не соглашаясь.

Они взяли такси на двоих и обменивались сплетнями, пока машина тащилась по переполненным улицам.

– Чертовы подати, – простонал Райан, когда Ханна спросила его о подготовке к экзамену. – Да, я подготовился. Хотел бы сделать вид, что мне все побоку, но у меня нет богатенького папочки, способного оплатить новое крыло для библиотеки, если я провалюсь.

– Ой, не надо! – сказала Ханна, несколько уязвленная намеком на Эйприл. – Весь этот треп – «я тусовщица, мне все по барабану» – полная фигня. Она вкалывает как лошадь и чертовски умна.

– Дело не в ней, а во всех таких же, как она, детках из частных школ, до которых вдруг дошло: не каждому суждено стать лучшим на курсе. Взять хотя бы нас с Уиллом. Мы, конечно, приятели. Но только один из нас попадет в самый верх списка. И мы оба этого хотим. Все в Пелэме этого хотят. Однако многие тут скоро поймут,