Современный зарубежный детектив-9. Компиляция. Книги 1-20 - Роберт Уилсон

— У нас с ней ничего общего, — отвечает Соня. — Я и помню-то ее смутно. — Неужели она вот-вот расплачется?

— Простите, — говорю. — Не стоило мне... — Подбираю с пола рубашку и брюки, протягиваю ей.

— А эта несчастная девочка, которую она столкнула со скалы, — Соня качает головой, — вы с ней, наверное, тоже были знакомы?

— Не очень близко.

— Эми Фан, всего двенадцать лет. Никому такой судьбы не пожелаешь.

— Эми, Эми, — повторяет отец. — Они продавали самые сочные в городе фрукты. Складывали в пирамиды. А девчонки были не разлей вода. — Он смотрит в окно на садовую беседку, увитую ухоженными клематисами. — Бывало, спрашиваю по телефону: “Вы кто такая? Что вам нужно от моей дочери?” — Он смеется. — А она: я похититель драгоценностей. Или: я ворую детей. Или: я ее сестра-близнец, нас разлучили в детстве. Джастина у них дома целыми днями пропадала. Единственный ребенок, что тут скажешь.

Пока он говорит, Соня пристально следит за мной, поправляя то рукав рубашки, то брючину.

— Значит, это вы, — говорит она с расстановкой.

И ведь рано или поздно это должно было случиться. Десятки лет я носила в себе этот страх — черная тяжесть теснила грудь, давила на сердце. Доми вечно следил, чтобы я не проболталась, если выпью лишнего. Настаивал, чтобы мы все скрывали от Эммы. И я лицемерила ради нее: конечно, родная моя, мир прекрасно устроен, здесь сплошные бабочки, танцы, мороженое и скакалки, и тебе ничего не грозит. Но порой мне чудится Эми. Девочка с короткой черной косой, со спаниелем, бежит впереди меня по извилистой тропке. Срывается камень.

И слова Сони “Значит, это вы” — вопрос или утверждение? Неужели она все знала с самого начала? Выяснила, кто мы?

Она ждет ответа. Я киваю, и она на миг встречается со мной взглядом. Те же глаза, те же скулы.

— Лавку нашу взломали, — говорит отец. — Вынесли все чайники “Роял Далтон”. И “Гайавату”. И “Райскую птицу”. И “Реймсскую галку”.

— Боже, — ахает Соня.

— Вот-вот! — кричит отец. — Средь бела дня, так-то.

— Полиция их найдет, не беспокойся, — утешаю я его. — Я с ними говорила.

— Надо думать, — отвечает отец. — Им понадобятся отпечатки пальцев, да?

Но Соня тяжело дышит, часто моргает и, промямлив “Извините”, выбегает из комнаты.

— Это у нее мой “Далтон”? — говорит отец. — Держи ее! Хватай!

— Она ничего не украла, — отвечаю я.

— Но кто-то же украл. Не доверяю я ей.

— Она ничего дурного не сделала, папа.

Но все равно иду на поиски Сони.

Нахожу ее в комнате для персонала возле главного входа. На коленях она держит папку, делая вид, будто что-то в ней ищет.

— Соня?

— Вам сюда нельзя.

Сажусь напротив. На обшарпанном кофейном столике стопка глянцевых брошюр, где пожилые люди плавают, играют на лужайке в кегли. На стене заламинированная табличка: НАКРЫВАЙТЕ ЕДУ КРЫШКОЙ ИЛИ МОЙТЕ МИКРОВОЛНОВКУ!!!

— Что вам нужно? — спрашивает Соня.

— Сама не знаю.

Она дергает плечом, листая графики “Риск падений у пациентов”.

— Выходит, не было никакой аварии?

— Не было.

— Зачем она всем говорила, что вы погибли?

Соня закрывает папку. Видно, с какой силой она стискивает края.

— Моя мать была наркоманка, патологическая лгунья и еще черт знает кто. Она не могла сказать правду даже о погоде.

— Простите, — говорю. — Она была из тех, кто всех вовлекает в свою орбиту, понимаете?

— Не совсем.

— То есть... никто из нас не мог ей отказать. Все мы старались заслужить ее любовь.

— Так вы ничего подозрительного не замечали? Ни намека?

Смотрю ей прямо в глаза:

— Ни намека.

Соня фыркает.

— Вам видней.

— Мне же было всего двенадцать.

Она и на это фыркает.

— Она правда повредила спину, когда играла в теннис? — спрашиваю я. — Так она и пристрастилась к таблеткам?

— Вот что, — отвечает Соня, — таблетки она пила, потому что ей нравилось. И воровала, потому что нравилось.

— Или потому что не могла остановиться? — предполагаю я.

— Слышали бы вы себя! После всего, что случилось.

Киваю со вздохом.

— Порой мне страшно, что и во мне это заложено, — добавляет она, понизив голос. — Это наследственное.

— Нет, — возражаю я. — Нет. Не думаю.

— Но есть исследования на эту тему. — Она пытается содрать с папки ярлык. — Она хоть раз... говорила обо мне?

Знаю, что она хочет услышать.

— Постоянно, — отвечаю, — без конца твердила, как без вас скучает. Какая вы хорошенькая. Она хранила ваш локон и фотографию, где вы с отцом на пляже.

— Вот как?

— Да-да. Это было у нее самое дорогое.

— Она бросала меня дома одну, а сама уходила за таблетками. Кажется, это первое, что я помню в жизни, — как молотила в запертую дверь.

— Простите, — повторяю я в который раз.

— Отец рассказывал, что пытался с ней поговорить, когда понял, что происходит, и она билась в истерике, клялась, что это в последний раз, что будет лечиться, что для нее нет ничего дороже нас, — и он ей поверил. Но все повторялось раз за разом.

— Сколько вам было — три? Четыре?

— Четыре, когда ее лишили родительских прав. Отец, по его словам, ждал, что в суде будет настоящая битва — Крамер против Крамера, — но она просто-напросто отказалась от прав и сбежала в Веллингтон. Начала новую жизнь. И даже не пыталась за меня бороться.

— А связь с вами она поддерживала?

— Прислала мне подарок, когда мне было почти пять лет, перед школой. Коробку начатых блокнотов, полудохлые маркеры. Треснутую точилку. Видимо, кто-то выбросил. Когда она начинала с вами новую жизнь.

Я молчу — не извиняться же снова.

— В Веллингтон я приезжала один раз, — продолжает она. — Мне было двадцать. Пошла на то место, где это случилось, — к школе. Не знаю, что я ожидала там увидеть. Отцу так и не рассказала. Он к тому времени... совсем сбился с пути.

— Вы нас выследили? — не могу я сдержаться — но тут входит другая сиделка. Увидев меня, смотрит на Соню, подняв брови: нарушаете правила.

Соня берет в руки папку, смахивает с колен невидимые пылинки.

— Спасибо, что поделились опасениями, Джастина. Не волнуйтесь, прослежу за этим.

Хочется говорить с ней еще и еще, смотреть на ее губы, на лоб, видеть теплый блеск карих глаз. Представлять, что миссис Прайс вернулась, что прошлого не было. Я хочу знать, подозревала ли она что-нибудь до нынешнего дня, но она мне этого не откроет.

— Ну, мне пора. — Она встает. — Ваш отец уже заждался душа.

Вернувшись в комнату, Соня помогает отцу подняться, приговаривая:

— Вот так, мистер Крив. Все хорошо, держу вас. Отлично. Вот так, вот так. Да, я держу. Молодчина. А теперь поведу вас в ванную. Сюда, сюда. Так. После душа сразу лучше себя почувствуете.

— Вы сама доброта, — говорит отец. — Повезло мне. — И переводит взгляд на меня: — А это кто?

— Ваша дочь, Джастина.

— Нет. Совсем на нее не похожа.

— Как выглядит ваша дочь? — спрашиваю я.