Исправительный дом - Никки Френч

в сумасшедшие. Как же я ненавижу все это! Но я не ною, а заставляю себя жить – я стараюсь ходить на прогулки. Плаваю в море. Ем здоровую пищу. Занимаюсь делами – например, ремонтом дома. То есть двигаюсь. Конечно, у меня бывают непростые времена, но я все равно живу. Я жила, как могла…

Мора на мгновение прикоснулась к сжатой в кулак руке Табиты.

– Я верю, что у вас бывали и лучшие времена, – сказала она. – И вы вправе никому об этом не рассказывать. Но дело в том, что вас обвиняют в убийстве. А это уже ненормально. Ваша жизнь станет предметом тщательного разбирательства. И тот факт, что вы находились в состоянии тяжелой депрессии, будет иметь серьезное значение. Вы принимали сильнодействующие препараты, побочным действием которых является потеря памяти, и это тоже может отразиться на ходе расследования.

Во рту у Табиты пересохло, а в голове слегка загудело. Свет в помещении показался ей слишком ярким, словно в лаборатории.

– Доктор Хартсон говорит, что вы не были откровенны с ним.

– Я ответила на все его вопросы, – заявила Табита. – Что ему было нужно от меня – чтобы я поплакалась ему в жилетку? Поведала обо всех делах и проблемах, как доброму другу? Но какой от этого толк?

Мора Пьоцци посмотрела на Табиту так, словно та и была той самой проблемой, которую пока никак не удавалось решить.

– Тот день был не очень?

– Да уж, не лучший.

«Куда уж хуже, – подумала Табита. – Тяжесть, мрак и безнадега…»

– Ну вот, а говорите, что ничего не помните.

– Все было словно в каком-то тумане. Но если бы я кого-нибудь убила, – Табита издала дребезжащий смешок, – то уж точно бы запомнила.

Пьоцци никак не отреагировала на эти слова. Она принялась что-то записывать, а затем снова посмотрела на Табиту:

– Вы ведь понимаете, что я здесь для того, чтобы сделать все, что только в моих силах. Ведь так?

– А что мне остается? Не могу сказать, что у меня так уж много союзников.

– Значит, вы должны мне доверять, – продолжала Пьоцци. – Но и мне тоже нужно верить вам. Я должна знать обо всех ваших проблемах, о ваших слабостях. И узнать именно от вас, а не от полиции или прокурора. Не скрывайте же от меня ничего.

– Так спрашивайте о чем угодно, – сказала Табита, – и я вам все расскажу.

– Нет, так не пойдет. Вы должны мне рассказать о таком, о чем я даже подумать бы не могла спрашивать.

– Я сказала все, что могла.

Пьоцци отложила ручку и мягко произнесла:

– Ну хорошо…

Глава 11

– К вам посетитель, – гаркнула надзирательница.

Табита посмотрела на нее со своей койки:

– Кто?

– А мне-то откуда знать?

Табита вылезла из постели, прошла мимо надзирательницы и поспешила по коридору. Она жалела, что не успела подготовиться к этому свиданию, обдумать вопросы, собраться с мыслями. Да и себя не мешало бы привести в порядок. Она не заглядывала сегодня в зеркало, но чувствовала, что волосы у нее сальные и свалявшиеся. Вероятно, и пахнет от нее неважно – она не ходила сегодня в душ, а лишь ополоснула водой под мышками. Но ничего уже не поделаешь.

Самое главное теперь – не опоздать.

Табита уже привыкла к тюремному шуму – лязганью дверей, топоту, крикам, – но тут услышала сбоку какую-то необычную возню. Две молодые девицы толкали ту самую старуху, что ходила с кипой бумаг. Сейчас эти листы рассыпались по полу.

Табита прошла мимо. Ей вспомнился совет: не создавай себе проблем. Что бы ни происходило, просто опусти голову и иди, куда идешь. Тем более что она торопилась, ее ждали. Если бы она вмешалась, могло выйти только хуже.

Она замедлила шаги и негромко выругалась. Возникло знакомое ощущение, как будто что-то разрывалось у нее в голове. Внутри нее поднималась, закручиваясь, волна гнева. «Нет, – сказала себе Табита. – Не делай этого».

Но она знала, что поступит наоборот.

Табита повернулась. Старуха ползала на коленях, пытаясь собрать свои бумаги, но они снова сыпались на пол.

– Извините, – сказала она, обращаясь к старухе. – Вы не сказали, как вас зовут.

Старуха подняла на нее взгляд:

– Вера.

Обе девицы обернулись. На левой щеке одной красовалась татуировка в виде капающих слёз. У другой на голове был выбрит какой-то узор.

– А ну, свалила отсюда! – приказала татуированная.

– Оставьте ее в покое, – ответила Табита.

Бритая толкнула ее в плечо.

– Чё за хрень?! – крикнула Табита.

Ее буквально разрывало от ярости, и она чувствовала в этом некоторую приятность.

– Перестань издеваться над ней и отвали!

Последовал второй толчок, сильнее первого. Табита подалась назад, и тут же винтом закипела драка. Сделав шаг назад, Табита ударила справа и сразу же слева. Она не знала, достигали ли ее удары цели – все тонуло в криках и воплях. Кто-то схватил ее сзади, и тут же от удара по лицу в глазах у нее вспыхнуло белым, оранжевым и красным. Табита все порывалась вывернуться из захвата, ее повалили на линолеум, и, не имея возможности работать руками, она продолжала отбиваться ногами. Удары становились все реже, она увидела перед собой ботинки надзирателя. Рот ее был полон непонятно чего – она сплюнула на пол и увидела кровь.

Стоя у дверей кабинета начальницы тюрьмы, Табита чувствовала, будто находится и не в тюрьме вовсе, а в приемной какого-нибудь директора частной школы. На стене висела картина с изображением оленя, на другой отливало лунным светом озеро. Кожаное кресло, вышитый ковер… Табличка на столе гласила: «Дебора Коул, кавалер ордена Британской империи». За столом сидела сама Дебора Коул, женщина лет сорока с небольшим. Светлые ее пряди были красиво собраны в укладку. Табита могла видеть лишь верхнюю часть ее костюма: серый пиджак, белую рубашку и брошь на шее. Макияж был нанесен с поистине хирургической точностью, словно начальница готовилась к выступлению на телевидении.

В этот кабинет Табиту привели две женщины-надзирательницы. Теперь они стояли по обе стороны от нее.

Дебора Коул оторвалась от папки с делом, которое она читала. Табита подумала, что это именно ее досье.

– Так что произошло?

– Не знаю, – отозвалась Табита. – Я толком ничего не видела, все было словно в тумане.

Коул ничего не ответила и лишь поджала губы.

– Орла Доннелли, – наконец произнесла она. – И Жасмин Кэш… Вы подрались с этими девушками?

Ага, «девушками»… Табите стало смешно, как будто речь шла о потасовке на хоккейном поле.

– Я здесь новенькая и не знаю, кого как зовут.

– Вы