Кража Казанской - Евгений Евгеньевич Сухов

Распахнув дверь, Александр Степанович уверенным шагом прошел в помещение, наполненное застарелым запахом сивухи. На пружинной узкой кровати, укрытой темно-желтым покрывалом, в верхней одежде и в сапогах лежал хозяин ювелирной лавки Николай Максимов и, задрав нос к потолку, негромко похрапывал.

– Разбудите-ка его, милейший, – обратился судебный следователь к крепкому городовому с мрачным взглядом.

– Это мы зараз, мы привычные, – охотно откликнулся городовой, подступая к кровати, и потряс спавшего за плечи: – А ну вставай, шельма! Его высокоблагородие с тобой разговаривает!

Максимов едва открыл глаза, что-то недовольно буркнул под нос и, перевернувшись на другой бок, вновь впал в спячку. Ювелир был крепко пьян и пробуждаться не желал.

– А ну поднимайся, тебе говорят! Позвольте по мордасам ему двинуть, ваше высокоблагородие? – спросил разрешения городовой. – Я эту публику хорошо знаю. Пока крепко по башке не ударишь, ни за что не проснется.

– Постарайтесь как-нибудь без особого мордобоя, милейший. Он нам живой нужен, – едва усмехнулся Шапошников.

Встряхнув как следует Николая Максимова, городовой посадил его на край кровати и приказал:

– Его высокоблагородие спрашивать тебя сейчас будут! Отвечай, шельмец ты эдакий!

Николай Максимов понемногу пробуждался от грез. Посмотрел во все стороны, усиленно протер кулаком глаза, после чего недовольно произнес:

– Сказано же было, потерпите. Болею я нынче… Через недельку приходите. Лучше прежнего будет.

– Похоже, что он не проснулся… Ты мне вот что, приятель, скажи, – ласково заговорил Александр Шапошников, – куда ты подевал те клещи, которыми дверь в храме поломал?

Какую-то минуту ювелир осмысливал сказанное. Потом его глаза, враз протрезвевшие, заполнил страх.

– Никаких клещей у меня нет! – попытался он вскочить.

Городовые, вставшие по обе стороны от него, вжали мужчину в кровать, не давая подняться.

– Сидеть, бестия!

– Как же нет? – удивленно спросил судебный следователь. – Когда именно такие клещи вы заказали у Владимира Вольмана. И даже наказали ему, чтобы клещи были с большим рычагом дня растяжки колец и для поднятия тяжести не менее чем в тридцать пять пудов. А это не шутка!

– Не знаю я никакого Вольмана! И клещи я никакие не заказывал! – заупирался Николай Максимов. – Можете обыскать, ничего у меня не найдете!

– С этим еще успеется, – пообещал Александр Шапошников. – А теперь ответьте мне на вопрос: кто ваши сообщники, с которыми вы грабили Богородицкий монастырь? Где прячете награбленное? И самое главное… куда вы запрятали Чудотворную Казанскую икону Божией Матери?

– Я не понимаю, о чем вы меня спрашиваете! – выкрикнул в отчаянии ювелир Максимов. – И никакого награбленного я не держу!

– Любезный, можно вас на минуту, – отозвал в сторонку плечистого городового судебный следователь.

– Слушаю, ваше высокоблагородие.

– Тут где-то поблизости телефон есть?

– У купца первой гильдии Мусина есть, его контора отсюда метрах в ста будет, – подумав, отвечал городовой.

– Давайте, сходите к купцу Мусину, позвоните от него в Александровское ремесленное училище и скажите, чтобы смотритель Вольман пришел со своим помощником… Евсеем, кажется, по этому адресу. Да немедля! – строго добавил судебный следователь. – Вижу, дело может затянуться, а нам это без надобности. Время торопит.

– Сделаю как надобно, ваше высокоблагородие. Не беспокойтесь!

Через полчаса в ювелирную лавку подошел смотритель ремесленного училища Владимир Вольман со своим помощником, молодым мужчиной лет тридцати с длинными мускулистыми руками.

Запотелый, раскрасневшийся смотритель повинился, показав на свои широкие ладони, в поры которых въелся мазут:

– Вы уж не серчайте на меня, прямо с занятий явился. Учителей-то у нас не хватает, ведь просто так кого-то с улицы не поставишь, вот и приходится самому вести некоторые предметы.

– Не поставишь, это верно, – легко согласился Александр Шапошников. – У меня к вам вот какой вопрос: вам знаком этот человек? – показал он на ювелира Максимова, сидевшего в углу комнаты под присмотром двух городовых.

– Как же не знать? Это Николай Максимов. Ювелирный мастер, – произнес охотно Владимир Вольман.

– При каких обстоятельствах вы с ним познакомились?

– А какие тут могут быть обстоятельства? – озадаченно пожал плечами смотритель ремесленного училища. – Уже года три как знакомы. Он меня просил разные инструменты для ювелирного дела изготовлять. То какие-то щипчики ему вдруг понадобятся, а то пинцеты, а то иглы, вот я и мастерил.

– А когда он сделал вам последний заказ?

– Это было двадцать второго июня, как раз за неделю до ограбления Богородицкого монастыря. Он попросил смастерить клещи, которые могли бы поднять тридцать пять пудов. Мне приходилось делать клещи, но чтобы такой мощности – никогда! Еще тогда подумал, что с таким инструментом только двери выворачивать… Я у него спросил в тот раз, мол, зачем тебе такие клещи, а он мне ответил, что для домашнего хозяйства. Дескать, ему сруб в деревне подправить нужно… Вот я и сделал ему клещи со своим помощником, Евсеем, – кивнул он в сторону длиннорукого молодого мужчины. – А еще он сказал, что работа очень срочная, и заплатит вдвойне. Но так просто эдакий инструмент не соорудишь. Тут и хорошая муфельная печь для плавки металла должна быть, и наковальня соответствующая, и помощник нужен толковый. Но мы сделали все как положено!

– Вы подтверждаете сказанное? – повернулся Александр Шапошников к Евсею.

– Подтверждаю, – согласился длиннорукий, – я еще в тот день руку себе обжег о металл. – Закатав рукав рубашки, он продемонстрировал большой ожог на предплечье. – Гляньте!

– Вижу… А что вы можете сказать по этому поводу, любезнейший? – посмотрел на притихшего Максимова судебный следователь.

– Не заказывал я им ничего, не было этого! – уверенно проговорил ювелир. – Сговорились они, вражины проклятые, чтобы честного человека опорочить и свои гнусные делишки прикрыть.

– Как не было? Ты чего врешь?! – неожиданно вспылил Евсей, подскочив к Максимову. – Что ты такое говоришь?!

– А вот и не было! Первый раз тебя вижу! – усмехнулся Максимов.

– Так ты еще издеваешься, гад! – Ударом кулака Евсей сбросил ювелира со стула и принялся его душить на глазах у оторопелых полицейских. – Говори правду, а то задушу, как гадину!

– Был я там… Я заказал клещи… – прохрипел Николай Максимов.

– Вот и ладненько… Уберите его! Ведь задушит! – прикрикнул Шапошников на городовых. – Этого мне еще не хватало. Отведите его в другую комнату!

Городовые насилу оттащили обезумевшего помощника от ювелира и выволокли за дверь.

– Вы можете идти, – обратился Шапошников к Владимиру Вольману, смиренно стоявшему у стены. – Вы нам очень помогли.

Попрощавшись, смотритель быстрым шагом направился к двери.

– Какой вы веры будете? – спросил Шапошников после некоторого молчания, установившегося, когда Вольман закрыл за собой дверь.

– Православный, – хмуро произнес Максимов, потирая сдавленную шею.

– Значит, верующий.

– Раз в неделю церковь обязательно посещаю. Как же без того?

Достав портсигар, Александр Шапошников вытащил из него сигару и протянул ее