Проклятие Желтого императора - Юнь Хуянь

– На тот день я договорился с Хуан Цзинфэном о первом уроке. Я не мог разорваться и поэтому попросил Чжан Вэньчжи отдать курьеру посылку, надев темные очки и наклеив усы и бороду.

– И второй вопрос, еще важнее первого: ты знаешь, где сейчас твой учитель? Если знаешь, то скажи мне! – глядя ему прямо в лицо, потребовала Лэй Жун.

Гао Далунь покачал головой и с отсутствующим взглядом произнес:

– Я знаю, вы хотите найти его, вы хотите, чтобы в мире не осталось больше мастеров смерти, но это невозможно. Бесполезно, совершенно бесполезно…

Лэй Жун покачнулась, едва не потеряв сознание, но Хуянь Юнь успел подхватить ее. Опираясь на руку Хуянь Юня, она, пошатываясь, вышла вслед за Гао Далунем и Лю Сымяо, прошла по темному коридору, потом вверх по ступеням и оказалась на улице.

Этот час перед самым рассветом был морозным; март, самое начало весны, но в воздухе еще чувствовался запах прения, оставленный после себя ушедшей зимой. Небо уже чуть посветлело, но нахмурилось и налилось свинцом, будто бы укрылось снегом, которому вовек не суждено растаять. Проследив за тем, как Лю Сымяо усадила Гао Далуня в полицейскую машину, Лэй Жун обернулась и долго-долго во все глаза смотрела на маленькое здание исследовательского центра, все смотрела, смотрела… как обычно смотрят на своего ребенка, вернувшегося домой после долгой разлуки.

Хуянь Юнь стоял рядом, молча наблюдая за ней.

В это время подъехала другая полицейская машина, остановилась, и из нее вышли Ма Сяочжун и Го Сяофэнь. Лэй Жун повернулась к ним. Ма Сяочжун открыл заднюю дверь, откуда появился закованный в наручники Ван Сюэя. Он тихо прошептал:

– Жун Жун, прости меня…

Лэй Жун ничего не ответила.

Внезапно послышались крики и ругань, все обернулись в сторону, откуда доносился шум. Из дверей центра вышла группа полицейских, сопровождающая Лю Сяохун. Ее вытянутое лицо раскраснелось, изо рта нескончаемым потоком выплескивалась брань:

– Да как вы смеете так со мной обращаться? А?! Мой муж вам еще устроит! Скоро увидите!

– Да заткнись ты!!!

Лэй Жун в несколько шагов подбежала к ним, глаза ее горели как у разъяренной львицы. От страха Лю Сяохун едва не шлепнулась задницей на ступеньки.

– Это все вы! Это все из-за вас! Это вы виноваты во всех несчастьях! У вас есть все, почему же вам вечно мало?! Вам вдруг понадобилось убивать, наживаться, продавая человеческие органы. Даже после смерти вы не оставите бедных людей в покое, их даже не смогут похоронить целиком… Вы можете быть не такими ненасытными? Чуть меньше хапать, чуть меньше грабить, пусть даже совсем на чуточку меньше?! Как получилось, что погибло так много людей, пролилось так много крови?! Вы сами люди? Осталось в вас еще хоть капля человечности? Нет, вы не можете пощадить их, дать им хоть как-то жить… – На этих словах она разрыдалась.

Все кругом остолбенели. Они никогда прежде не видели, чтобы Лэй Жун, которую они знали неизменно сдержанной, рассудительной, уравновешенной и терпеливой, изменилась до такого состояния.

Хуянь Юнь подошел к ней и тихим голосом уговаривал:

– Сестра, не надо так…

Тело Лэй Жун сотрясалось от рыданий, по ее лицу ручьями текли слезы.

– Вы не можете пощадить их, дать им хоть как-то жить…

Хуянь Юнь не знал, как ей помочь, только тихонько обнял ее. Прошло довольно много времени, прежде чем Лэй Жун в объятиях Хуянь Юня наконец перестала всхлипывать, подняла заплаканное лицо и взглянула вверх на все еще не оттаявшее небо.

– Хуянь, – произнесла она, – когда ко мне впервые пришли с проверкой из четвертого отдела, мы с тем офицером обменялись несколькими фразами, и сейчас, когда я вспоминаю об этом, мне кажется, что это было своего рода предупреждение. Он сказал, что оставаться верной идеалам очень непросто, я ответила, что не боюсь. Цветы, аплодисменты, колкости, насмешки – ничто из этого не способно помешать мне, и тогда он внезапно спросил: «Представь, если мы отберем все, что имеет для тебя смысл?» В этот момент я онемела, не смогла ничего ответить. Когда-то я была мастером смерти, потом стала судебным медиком, а это совершенно разные и абсолютно несовместимые друг с другом профессии. В момент перехода я чувствовала боль, о которой говорил Гао Далунь, – словно острые клыки рвут душу на части. Эта боль навсегда осталась в глубине моего сердца, она непрерывно заставляет меня отдавать все свои силы изучению судебной медицины, смывать кровавые обиды с душ умерших с одной целью – не допустить того, чтобы в этом мире снова появились мастера смерти и то, что они несут с собой, – невежество, проклятия и убийства. И в этом заключается весь мой смысл. Однако, проживая события последних дней, так живо напоминающие кошмарный сон, я все больше сомневалась. Казалось, все кругом против меня: Левая рука, Ван Сюэя, Чжан Вэньчжи, Лю Сяохун и ее муж, и в придачу Хуан Цзинфэн, Гао Далунь и особенно те люди, которые кидали в меня бутылки с зажигательной смесью, и те, которые как сумасшедшие предсказывали друг другу смерть… Глядя на них, я все отчетливее понимала, что на самом деле все мои усилия и борьба напрочь лишены смысла.

Хуянь Юнь хотел что-то сказать, чтобы переубедить Лэй Жун, но все слова, приходившие на ум, казались ему пустыми и бессильными.

В этот момент у него зазвонил телефон. Не прошло и нескольких секунд после того, как Хуянь Юнь взял трубку, как он изменился в лице и, схватив за локоть Лэй Жун, ринулся к дороге наперерез машине такси. Запрыгивая на заднее сиденье, он сказал водителю:

– В Первую городскую больницу, быстрее!

В тот же миг в голове у Лэй Жун промелькнуло: «Неужели бабушка…»

– Звонил дядя, он говорил очень быстро, сказал, чтобы мы срочно приехали, потом повесил трубку. Не знаю, что случилось.

Лэй Жун задрожала всем телом как в лихорадке:

– Хуан Цзинфэн на моих глазах произнес проклятие, а я не остановила его, не остановила его…

Хуянь Юнь взял Лэй Жун за руку и почувствовал, что ее ладонь горячая, как кипяток.

Едва только машина такси остановилась у больницы, они выскочили из нее и бегом кинулись ко входу в здание, затем вверх по лестнице, на второй этаж, в палату, где лежала бабушка. Когда они распахнули дверь палаты, кровать, на которой прежде лежала бабушка, была пуста, и только медсестра, склонившись, расстилала на ней новый матрас. Лэй Жун остановилась у входа, оперлась спиной о дверную