Отдаленные последствия - Александра Маринина

Он пробежал глазами по цифрам и буквам, кивнул обрадованно.

– Спасибо вам огромное! Вы меня так выручили! Мне Максим срочно нужен, но я давно с ним не общался и теперь никак не найду. Мы в последний раз виделись, как раз когда он Артему квартиру продавал, Макс попросил, чтобы я его подстраховал с ячейкой, ну, там, нал большой, мало ли… Потом у меня телефон украли, еле-еле половину контактов восстановил. Вот и получилось, что прежний адрес я знаю, имя покупателя помню, а с Максом связаться не могу.

– Понимаю, – ответно улыбнулась Инга, глядя, как красавец в дымчатых очках достает телефон и фотографирует записку.

– Еще раз прошу прощения, что пришлось вас побеспокоить. Вы, наверное, спали? Я вас разбудил? В ночную смену работали? – спросил он голосом, исполненным понимания и сочувствия.

– Просто болею, загрипповала немножко.

Взгляд мужчины стал более внимательным, его глаза будто ощупывали ее лицо и скрытую теплым халатом фигуру.

– Да нет, похоже, не немножко, – задумчиво проговорил он. – Выглядите вы так, словно у вас сначала была высокая температура, а теперь жуткая слабость, еле ноги таскаете. Какой день? Третий? Четвертый?

– Четвертый, – призналась Инга. – А вы специалист, однако. Врач?

– Если бы, – усмехнулся незнакомец. – В детстве мечтал, но не срослись отношения с химией. Пришлось переквалифицироваться в управдомы. Но у меня сестренка с ослабленным иммунитетом, цепляет любой вирус, какой гуляет по Москве. Минимум четыре раза в год тяжело болеет, так что по гриппам я действительно крупный спец, могу на глазок определить, какой день болезни и как она протекает. Кстати, сестра тоже сейчас лежит с гриппом. Осенне-зимняя эпидемия. У вас температура сколько времени держалась?

– Высокая – часов десять-двенадцать, я ее сбила до субфебрильной, ходила с ней пару дней, а теперь вообще не выше тридцати пяти, – Инга рассмеялась. – Остываю уже. И сил нет, тут вы правы.

– А чем сбивали? Парацетамолом?

Она не заметила, как втянулась в разговор о симптомах и препаратах, и через короткое время поймала себя на том, что… Ой, боже мой, кажется, она флиртует! Прямо вот так, непричесанная, ненакрашенная, в пижаме и халате. То есть ничего такого она не делает, глазки не строит, губки не надувает, плечиком не поводит. Всего лишь привычно, автоматически отмечает в собеседнике признаки мужской заинтересованности. А признаки эти становились с каждой секундой все более явными. «Красивый, – подумала Инга. – Обаятельный. Хорошая речь. Хорошая улыбка. Сладкая конфетка. У таких обычно бывает ужасный характер, они залюбленные, захваленные, не знающие отказов. Лет десять назад я бы на такого точно сразу запала. Теперь – нет. Теперь я битая, мне бы что попроще, понадежнее, без изысков и вывертов».

Она сделала шаг от порога назад, в прихожую, давая понять, что собирается закрыть дверь. Незнакомец еще раз извинился, поблагодарил и распрощался.

Возвращаясь в комнату, Инга снова взглянула на себя в зеркало. То, что она увидела, было намного хуже, чем несколько минут назад. Бледность превратилась в синюшность, тени под глазами стали заметнее, лоб покрыт испариной. И всего-то: постояла немного, перекинулась парой фраз с красивым обаятельным мужчиной, получила удовольствие, а результат просто устрашающий.

Инга снова улеглась на диван, попыталась читать, но минут через пятнадцать почувствовала, что ей не лежится. Начала ходить по квартире, что-то прибирать, быстро устала. Посидела в кресле. Снова полежала. Все не то. Тело тосковало по движению, по работе, по тренировкам у Диреев. Когда же закончится этот период разбитости и слабости?!

Она решила позвонить Артему, чтобы хоть на несколько минут создать для себя ощущение какой-то активности, а не пустого, тупого сидения в кресле.

– Извини, – начала она с места в карьер, – хочу попросить прощения за то, что порылась в твоих ящиках.

– Да? – В его голосе Инга не уловила ни грамма неудовольствия, только иронию и легкое любопытство. – И что ты там нашла? Оружие, наркотики и порнографию?

– Тема, я серьезно. Какой-то мужчина искал Максима, бывшего владельца твоей квартиры. Я хотела помочь, поискала договор купли-продажи и нашла записку с контактами. Я понимаю, что поступила глупо и так делать нельзя, но я из-за гриппа плохо соображаю. Ты не сердишься?

– А он действительно искал Максима? – теперь Артем заговорил с нескрываемым беспокойством. – Больше он ничего не хотел?

– Да нет, сфотографировал ту записку на телефон и ушел.

– И ничего тебе не предлагал? Никаких услуг? Ничего бесплатного или по акции?

– Да нет же!

– И ни о чем не спрашивал?

– О чем, например?

Не рассказывать же Артему, что незнакомец спрашивал ее про температуру и парацетамол… Глупо как-то, хотя во время разговора все это казалось таким милым и вовсе не глупым.

– Например, о том, кто еще проживает в квартире, какой у нас интернет-провайдер, картами каких банков мы пользуемся?

– Нет-нет, – заверила его Инга, – ничего такого. Только про Максима Шишацкого спросил и ушел.

– Но хотя бы представился?

– Нет. И моего имени не спросил. Тебя интересует, познакомилась ли я с ним?

Вот поди пойми, что это: патологическая ревность, патологическое стремление к тотальному контролю или искреннее беспокойство за ее безопасность?

Артем расхохотался.

– И это тоже. Я же не хочу, чтобы мою красавицу прямо из дома увел какой-то проходимец. Как ты себя чувствуешь?

– Лучше, – соврала Инга.

На самом деле ничего не лучше, точно так же, как было и вчера, и сегодня утром. Но ей так не хотелось ныть и жаловаться! Конечно, приятно, когда о тебе заботятся, но неприятно чувствовать, что превращаешься в обузу.

– Я приеду около семи – половины восьмого, привезу тебе поесть и сразу уеду, у Фадеева вечером встреча, он велел присутствовать. Что тебе купить? Чего тебе хочется?

Ей не хотелось ничего, кроме сочного и кисло-сладкого. Апельсины, грейпфруты, лимоны с медом. Можно даже помело, хотя он обычно суховат, или мандарины, если не очень сладкие.

– Понял, до вечера, целую!

Инга положила телефон на стол и неожиданно заплакала. Тихонько, без рыданий и всхлипов. Бессильно и безнадежно. Зачем она позвонила? Для чего? Она чувствовала себя виноватой, вот и позвонила. Артем очень бережно относился к чужому личному пространству и, что вполне логично, ждал такого же отношения к своим границам. Ей подобная щепетильность казалась чудачеством. У нее никогда не имелось своего угла, всю жизнь Инга Гесс жила либо со своей семьей в небольшой квартирке, либо «у кого-то», где не чувствовала себя хозяйкой. У нее не было того, что называют личным пространством, она не привыкла оберегать его и контролировать. Психологические границы она выстраивала достаточно четко, а вот вещные… Не представилось