Современный зарубежный детектив-11. Книги 1-19 - Сол Херцог

Вряд ли подобный поворот мог кого-то удивить, но даже несмотря на это мой желудок сжимается. Наш проект был рискованным с самого начала. Olympus (братство мира кино, состоящее исключительно из консервативных, сексистских придурков) даже глазом не моргнули, прежде чем отклонить феминистскую адаптацию «Ночи». Потребовалось, чтобы Курт, икона кино и член клуба «Олд Бойз», собрал собственную команду частных инвесторов непосредственно из России, каждый из которых отдал бы своего первенца, чтобы иметь отношение к фильму Курта Ройалла. Как только финансирование было обеспечено, после нескольких сеансов виски, сигар и других стимуляторов Olympus согласилась стать дистрибьютором – ожидая нашего окончательного решения. Но теперь, после необъяснимого ухода Курта, все наши инвесторы в панике и отказываются платить, пока он не объявится. Без их дальнейшего финансирования фильм останется незавершенным и Olympus прекратит дистрибуцию. Другими словами – без Курта «Ночь» разваливается на части.

– Входи, входи. – Мама приглашает меня войти, затем закрывает дверь. – Ты как раз успела на грандиозный финал: драматической выволочки Старра. Покажи, как включить это на громкую связь?

– …с представителями Курта, но они либо утаивают информацию, либо тоже ничего о нем не слышали. Как все присутствующие с болью осознают, этот фильм уже отстает от графика и бюджет превышен на два миллиона; теперь, из-за таинственного отсутствия Курта, производство потеряло еще два с половиной дня. Компания Olympus проявила большое терпение и гибкость в отношении дилетантского процесса реализации этого проекта, но мы больше не желаем прощать такое непрофессиональное поведение. Мы сказали представителям Курта, что нам нужно получить от него известие к концу дня, иначе, чтобы не понести большие убытки, мы расторгаем соглашение. Так что, если у кого-то из вас есть какие-либо идеи о том, где находится Курт Ройалл – если у вас есть какие-то ниточки, за которые можно потянуть, или возможность предпринять что-либо еще, – я предлагаю вам сделать это прямо сейчас.

– Боже милостивый, – стонет мать, затем заканчивает разговор и кладет телефон в карман. – Хочешь выпить? – предлагает она, шаркая ногами по направлению к бару.

– Сейчас десять утра, – говорю я и плетусь следом.

Она бросает на меня острый взгляд.

– С каких пор это останавливало кого-либо из нас?

Я пожимаю плечами.

– Что у тебя есть?

– О, имей хоть немного веры в маму. – Она проносится к бару, точно Джинджер Роджерс в развевающемся халате, и начинает яростно набирать лед в шейкер для коктейлей. Она благосклонно улыбается, сверкая зубами, глина на ее лице начинает трескаться. – Когда это я предлагала тебе что-то неправильное?

Мама взболтала нечто терпкое и крепкое, и я должна признать: это именно то, что мне нужно. Мы устраиваемся друг напротив друга на мягких диванах перед широкими окнами, выходящими на Пятую авеню и заросли деревьев за ней. И всего на мгновение я почти могу обмануть себя, притворившись, что это мог быть любой другой день, что я могла бы быть просто дочерью, невинно наслаждающейся визитом к матери, что дело всей моей жизни – проект, который волнует меня больше всего на свете, – не висит в этот самый момент на волоске.

– Итак, – говорит мама. – Теперь, когда ты получила немного жидкой храбрости, не хочешь рассказать мне, как ты все испортила?

Я склоняю голову, смотрю в стакан, стараясь успокоиться.

– Он знает, что это написала я, мама.

– Ах! – Она становится опасно неподвижной, и я понимаю, что боюсь смотреть на нее.

– Я изо всех сил старалась продолжать разыгрывать это представление – действительно старалась, – лепечу я, сердце трепещет в груди. – Но все стало слишком очевидно. Честно говоря, к настоящему времени, наверное, все уже знают правду. Руперт оказался неподходящим кандидатом. Я думала, что он будет убедителен как молодой, амбициозный писатель, но он оказался слишком мягким. Он понятия не имел, как противостоять Курту, даже когда я буквально вкладывала слова в его губы.

– Я все еще жду кульминации. – Мать раскидывает руки вдоль спинки дивана. – Итак, он узнал, что ты – писатель-призрак. Случались преступления и похуже, милая. И что еще более важно, это по-прежнему чертовски отличный сценарий. Одна маленькая ложь не должна изменить желания Курта стать режиссером этого фильма.

– Но это мой сценарий, мама, – возражаю я. – Неужели ты не понимаешь? В первую очередь поэтому мне пришлось прибегнуть к уловке. Для Курта я всегда была всего лишь симпатичным личиком: милой, беспомощной Лилой, какой он впервые увидел меня. И он хочет, чтобы я такой и осталась. (Джона, я не могу сказать тебе, сколько раз мне хотелось процитировать фразу Элеоноры из «По эту сторону рая»: «Прогнивший, прогнивший старый мир, и самое жалкое существо из всех – это я. О, почему я девушка?»)

– Эго Курта никогда не допускало возможности, что я способна создать что-то умное и мощное, что-то, меняющее правила игры, – продолжаю я. – Я знала, что единственный писатель, который мог увлечь Курта Ройалла феминистской адаптацией, – молодой, бесхребетный мужчина, над которым он мог измываться, изображая наставника. Если бы Курт знал, что «Ночь» написала я, он никогда не стал бы за нее биться. Этот фильм никогда бы не был снят.

(Джона, здесь я снова должна извиниться. Я хранила этот секрет от многих, но больше всего мне стыдно, что я не была честна с тобой. Но, видишь ли, я так отчаянно хотела сделать этот фильм до конца и чувствовала, что не могу рискнуть и рассказать об этом кому-либо – даже тебе. Я чувствовала себя пойманной в ловушку. Конечно, теперь я знаю, что должна была быть откровенной с тобой с самого начала. Поэтому будь снисходителен ко мне, пожалуйста, позволь сейчас исправить ошибку и рассказать всю правду:

Несколько лет назад молодой специалист по киноискусству по имени Руперт Брэдшоу впервые в жизни посмотрел «Игру в ожидание», и, по его словам, «Этот фильм кардинально изменил его представления о кино». Он написал Курту фанатское письмо, приложив к нему свой до боли плохой сценарий, объявив, что им суждено сотрудничать. Ну, конечно, Курт даже не открывал письмо Руперта (уверена, тебя не удивляет, Джона, что Курт не верит, что можно помочь кому-то, кроме самого себя). Но я прочитала его. В нем не было ничего нового – Курт знал, что я часто открываю письма его поклонников и лично отвечаю любому милому, впечатлительному ребенку, нуждающемуся в небольшой поддержке. Но в этот раз, когда я прочитала письмо Руперта, у меня появилась идея.

Я связалась с ним и попросила о встрече. И